Рядом с колесом вышагивает еще один персонаж - классическая секретарша в блузке и юбочке по самое не могу, траурно высвечивающиеся сквозь прозрачный с синевой плащ. В руке - блокнот, пытающийся расправить крылья во встречном ветре и унестись в свой информационный рай, но жестко прихлопывающийся маленьким кулачком. Секретарша что-то сообщает, не достигаемое наших ушей даже в мертвящей тишине скорбного молчания, мэр иногда кривится, закрывает глаза, но, в общем, благосклонно кивает. Девушка пытается подсунуть ему блокнот поближе, желательно под самый нос, но медленное и неотвратимое движение вкупе с широтой капота лишь повод увидеть светлую полоску голой кожи между краешком чулок и юбочкой.
- А он неплохо выглядит для покойника, - сообщает некто. Я же молчу. Провокатор.
Сандра косится на меня.
- Я не говорила, что он покойник. Я сказала, что снова будут похороны мэра.
- Так кого хоронят?
- Не кого, а что, - Сандра выпустила раздражение и, пожалуй, чувствует себя виноватой. В ее профессии это серьезный прокол. Особенно с потенциальным клиентом. - Гражданскую жизнь его хоронят. Он вновь победил на выборах.
Так, тупо думается мне. Короткое слово, хотя и обнадеживающее, но еще слишком слабое, чтобы прекратить вакханалию кукловодства. На вершине самой высокой горы маячит еще что-то - огромное, мясистое и совершенно неуместное, гораздо более неуместное, чем похороны. Но я продолжаю существовать безводной пустыней. С вытекающими реками.
"Кадиллак Скорбь" движется мимо нас, мэр подмечает новых подопечных, серьезно улыбается, изгоняя привычным движением фокусника предвыборную слащавость губ, венчающих мужественный подбородок, наклоняет голову, ловит глазами Сандру, приседающую в легком книксене, обращает дружелюбный взор на меня, заставляя слегка пригнуться, вновь склоняется к смазливой секретарше, а нас невообразимо долго минует черная, металлическая, лакированная и тонированная стена с двумя искаженными тенями в апокалиптической бездне инферно. Нечто сросшееся, хрупкое и ломкое - отвратная искусственность случайной встречи. Мужественная и властная кривая сходит на нет задних выпученных и заплывших красным огней, возникает торжественный промежуток вдумчивой тоски по почившему гражданину, облагороженный жестким покрывалом асфальта, каменистым склоном, уходящим к мелкой реке, упорно продирающейся сквозь завалы крупных валунов со слоистыми боками, деревянными помостами, загоревшими под южным солнцем до обманчивой черноты древности, оттененной разноцветными клубами приземистого леса.
Угрюмо топают широкие лапы слоны, который наконец-то вырвался из тюрьмы внутреннего чуда в простор похоронной процессии; мягкий хобот осторожно касается зада катафалка, теплым дыханием вырисовывая на холодной черноте задумчивые силуэты Роршаха - все тех же бабочек-траурниц и человеков-мотыльков. Серая, морщинистая, с редкими волосками туша наплывает на нас, распухает, окатывает сложным запахом цирка, конюшни, джунглей; хочется ладонью оттолкнуть ее, отодвинуть на былой маршрут, прочерченный желтой полосой по дороге, но звучит предупреждающий окрик, щелкает кнут, разгоняя мелкую листву, и создание занимает свое место на сцене. Невидимый погонщик, чьи красные шаровары мелькают между толстыми, переступающими тумбами, что-то отчитывает угрюмому животному, а оно рефреном незнакомых слов виновато похрюкивает и прижимает уши к костистой башке.
Дальше ничего интересного не происходит - традиционный мусор надуманной скорби в разноцветных машинах и одинаковых черных упаковках с чулками и галстуками, с букетами, золотистыми венками и черными гирляндами матовых шариков, рвущихся в небо.
- Больше всего мне понравился слон, - заявляет маленький паршивец.
Старик еле слышно чиркает зажигалкой и я внутренне сжимаюсь, готовясь к обонянию мужественной вони его сигарет.
- А мэр неплохо выглядит для покойника, - замечает он.
- Тебе же сказали, что это символизм. Ритуал. Тусовка. Сэйшн. Называются - "похороны мэра".
- В наше время, - говорит старик и от этого "нашего времени" веет невозможной допотопной древностью, - обходились без всякого символизма. Если похороны, то как положено - с покойником, а не со слонами.
- Нет, слон - это замечательно. Если бы "Гончих Псов" переименовали в "Мудрых Слонов", то я бы согласился путешествовать как все. А что? В конце концов, мы тоже акционеры... в каком-то смысле. Могли бы поставить вопрос в повестку годового собрания. У нас же там хорошее представительство, постоянные клиенты, своя полиция против долбежки решеток.
- Все утонуло в коррупции, сынок. И крючколовстве.