– Госпожа? – с испугом подошла Лиз. – Ваше…
Самария наклонилась к столу: ладонь прижата ко рту, глаза остекленели. Язык ощущал что-то чужеродное.
– Госпожа?!
Королева схватила тарелку и выплюнула в нее куски яйца – недожеванные и от крови ярко-красные.
– Как болит, – Самария ощупала языком зубы, затем засунула пальцы в рот пальцы и вытащила мешавший предмет.
– Ваше высочество? – на лице кормилицы от страха проступили кости.
«Дзинь», – жалобно зазвенела тарелка, когда Самария выложила на неё свой окровавленный зуб.
«Дзинь», – повторила тарелка, когда к нему присоединился второй. На третьем Самарию замутило, и куда-то повело…
***
Бесконечная лестница.
В круге света внизу замер человек – в халате и смирительной рубашке, рукава которой стянуты сзади. Голова незнакомца закована в клетку с шипами.
Самария перестаёт дышать. Она оглядывается и осторожно пятится по ступенькам наверх – прочь от зловещей фигуры.
Вот мужчина мутнеет за очередными кругами света, вот уменьшается, а потом и вовсе скрывается из глаз.
Самария переводит дух и поворачивается.
Человек в смирительной рубашке стоит спиной к Самарии – ступенькой выше.
Она едва не вскрикивает и прижимает тыльную сторону ладони ко рту.
Незнакомец не двигается.
Самария вдруг решается обойти его боком и делает отчаянный шаг. Замирает. За спиной королевы ждёт черная бездна, а в нескольких сантиметрах перед Самарией желтеет смирительная рубашка. Отвратительно пахнет гнилью. Самария смотрит на желтоватую, старую ткань в багровых и коричневых пятнах и боится отвести взгляд.
Она делает ещё шаг боком, и тут человек поворачивается.
***
Самария открыла глаза. Она была у себя в комнате, в своей постели, но ледяные иглы ужаса не отпускали ее. В кресле напротив сидела Лиз и извечно-ласково смотрела своими карими глазами. Пахло гнилью.
– Лиз, кажется, я просила не спать в моих покоях.
– Да, Ваше величество, – кормилица склонила седую голову и поднялась.
– Ты меня пугаешь.
– Простите, Ваше величество. Я беспокоилась за вас.
На улице, как, впрочем, и в комнате, было темно. По витражным стёклам барабанил дождь – неровно и неспешно, точно перебирал в задумчивости водяными пальцами.
Кап-та-да-дам.
Самария постепенно приходила в себя после кошмара и теперь с омерзением ощущала, что лежит в мокрой постели.
– Принеси свечи, Лиз, что-то с простынями.
Кормилица вышла и быстро вернулась с высоким рыцарем-канделябром. Оранжевый шар света хлынул в покои, забрался на кровать и вырвал из сумрака мокрое белье – бледно-алое и сморщенное, будто сброшенная змеей кожа.
– Какой день, Лиз?
– Двенадцатое сентября, Ваше величество, – на лицо Лиз падали дрожащие тени, и невозможно было понять: испугана она, или спокойна. – Еще рано. Слишком рано…
***
Самария дрожала: от гуляющих по покоям сквозняков; от холодной воды, которой вместе с Лиз тщетно пыталась смыть кровь; от невыносимой боли в суставах; от страха, слабости, унижения… Самария дрожала, но не плакала.
А кровь неторопливо и как-то размеренно сочилась из ее тела – из носа, глаз и ушей, из волосяных луковиц. Кровь собиралась вязким комком горле, набухала под ногтями, стекала из промежности по усохшим ногам и капала, капала, капала на пол.
– Я разваливаюсь. Или гнию? – Самария посмотрела в зеркало: желто-пергаментное лицо, слипшиеся волосы. Почерневшие зубы шатались и выпадали один за другим, а десны набухали синюшными волдырями. И запах! Запах, что преследовал Самарию с момента пробуждения и казался лишь иллюзией, – исходил изо рта самой королевы.
– Вы поправитесь, Ваше Величество, – Лиз расправила и застелила чистую простыню. – Отдохнете и поправитесь. И съездите к вашему сыну, и…
– Почтовый голубь прилетал?
– Я положила у вашей кровати, Ваше Величество. Вы должны знать, что…
Самария уже не хотела ничего знать. Она бросилась к прикроватному столику и схватила конверт непослушными, с опухшими суставами пальцами.
«Матушка, я вас заждался. Неужто столько дел у государства?
Кажется, я понял, почему художник «Карающего рока…» нарисовал того палача – Лазаруса. Я все понял и…
Нет, по порядку.
302 год стал одним из самых кровавых в истории королевства. Убийства, человеческие жертвоприношения, восстания. И даже Арканвич поддался темному искушению – за неполный месяц в городке исчезли двадцать три девушки. Никто не мог понять, что происходит, пока один пьянчужка, что блуждал поздно ночью, не увидел убийцу, – тот выкидывал очередное тело в озеро. Представляете? Боже, а я там купался!