Так что всё утро мы не разговаривали.
А дальше была школа...
Собственно, рано или поздно это должно было случиться, я и так умудрился отлынивать бессовестно много, особенно в свете той пресс-конференции, в результате, ещё вчера мне заявили, что мой "больничный" более не действителен. С завуалированного на человеческий это можно было перевести примерно, как: "Не путайся под ногами, пока мы будем разбирать по кусочкам твоего опекуна."
Молчание продолжало сопровождать нас и по пути, хотя Рей ни на секунду не отпускала мою руку. Портфель, кстати, мне доверили безропотно, в эмоциях девочки вообще ничего не скользнуло, так, как будто он занимал её даже меньше чем пятнышко на подошве форменной обуви. Впрочем, утверждать, что она вообще не обращала внимания на окружающий мир и ей было плевать на то куда мы идём, значит самым гнусным образом покривить против истины. Аянами видела всё, всё понимала и на всё обращала внимание, просто это "всё" нисколько не занимало её мысли, принимаясь как данность. Также было бы ложью сказать, что её занимали какие-то возвышенно-бурные чувства. Эмоции Рей действительно отличались редкой интенсивностью, но ничего схожего с "бурей" или "накалом страстей" не имели, являясь довольно прохладными и сдержанными, просто... очень личными и важными для неё.
Как бы то ни было, можно считать, что по мне просто соскучились... и не мешать. А любопытство о причинах... да пошло оно.
В учебном заведении нас встретили любопытные взгляды, шепотки и обсуждения за спиной, на миг я даже испытал чувство дежавю, хотя ничего кроме пресного внутреннего хмыка оно мне не принесло. Рей же вообще происходящее проигнорировала, уделив на порядки больше внимания вопросу освобождения моей руки из объятий, в свете необходимости сесть за парту.
Учителя, видимо, уже были хорошо проинструктированы и вопросов никто не задавал, делами не интересовался и в целом - все делали вид, что ничего не произошло. Преподаватель обществознания так вообще, скорее всего, ничего не заметил и продолжил бубнить себе под нос про Второй Удар и его последствия, благо тех последствий хватит лет на десять постоянных лекций. Несколько иначе дела обстояли со школьниками - расспросить нас до начала занятий они не успели (подобрать оптимальное время прихода было нетрудно), а потому градус интереса к нашим персонам, равно как и горка сообщений на школьный компьютер, росли постоянно на протяжении всего занятия, и стоило ему закончиться...
- Икари, Аянами!.. - наши парты оказались в плотном кольце.
- Я знал! Я говорил!... - радостно вопил знакомый голос с той стороны толпы.
- Почему вы скрывали, что вы пилоты?.. - девчонки, те самые, что уже допытывались у меня о пилотаже в первый же день, обвинительно поджали губки, при этом возбуждённо сверкая глазами.
- Я сразу говорил, но он!.. - опять голос...
- А долго вы готовились?..
- Икари, ты!... да пустите меня! - вперёд протолкался Судзухара. - Что теперь скажешь, а?! А ведь я говорил, я!... - негодующе-злорадное разоблачение "спортсмена" потонуло в очередном ворохе вопросов, где все пытались друг друга перекричать. Получалось, правда, у ребят не очень, в смысле - перекричать, больше половины вопросов просто заглушались и наслаивались друг на друга, лишь некоторым счастливчикам удавалось попасть в "окна", да и то не полностью, так что на примерно минуту я стал недоступен для широкой общественности в силу её - общественности, энтузиазма. Увы, дети народ сообразительный и сообразили они слегка сбавить обороты довольно быстро:
- ...А какие нужно сдавать экзамены на пилота?!... - "голос Кенске... Кто бы сомневался?"
- ...А как далеко у вас всё зашло с Аянами?!... - "а за такой вопрос можно и в глаз..."
- ...А какие девочки тебе нравятся?!... - "а за такой полагается сально пройтись оным глазом по фигурке спрашивающей..."
- ...А ты ещё девственник?!... - "о, выходим на новый уровень. К слову, голосок подозрительно напоминает Хикари..."
Лениво размышляя в таком ключе, я неторопливо доставал наушники. В эмоциях Рей, с момента начала приступа "бесцеремонных", возник лёгкий дискомфорт и вторя мне, Первая вытащила книгу. Видимо, староста класса что-то такое почувствовала, а потому поспешила разогнать детей, как всегда, особо сильно досталось самому шумному: