Выбрать главу

Создается полное впечатление, что мутация по своим основным, подавляющим последствиям, носит для клетки характер катастрофы или смертельно опасной аварии. Как можно аварийно-аномальное явление считать основой совершенствования и видоизменения организмов? Однако дальше еще круче. Практические лабораторные опыты не оставляют мутации даже и этого мизерного, эфемерного шанса 1 : 1000! Самое смешное во всем этом то, что все мутанты, произведенные экспериментально (в основном насекомые), в течение нескольких поколений всегда вытеснялись и исчезали, не выдержав конкуренции с нормальными особями! Причина — общая дегенеративность любого мутанта! Доказано, что мутирующий вид не может быть более сильным видом, чем исходный. По-простому это можно сказать так: мутация всегда ухудшает характеристики живого организма, действует на него разрушительно. В основу теории эволюции положен, таким образом, аварийно-аномальный да к тому же разрушительный процесс! Как такой процесс может что-либо созидать, да не просто созидать, а еще и с помощью естественного отбора? В таком случае, если мутированные дегенераты, обреченные на вымирание по причине своих более низких жизненных характеристик, вытесняли более сильные исходные виды, то это естественный отбор с преимуществом слабого над сильным!

И все-таки, все-таки… Прошли миллионы лет, и, как это ни невероятно, может быть, какие-то исключительно случайные, исключительно благоприятные исключительные мутации действительно исключительно накопились и образовали сегодняшнюю нашу жизнь во всем ее многообразии исключительно удачным образом? Один шанс из тысячи — тоже шанс? Шанс, спорить не будем. Но нет и этого шанса. Может быть, среди мутаций иногда и попалась какая благоприятная, но многообразия видов они создать бы не смогли, потому что любая мутация — это вариация одного и того же вида! Всего лишь «одного и того же вида», слышите, люди! Мутация могла бы стать источником разнообразия одного и того же вида, но не источником создания чего-либо нового из того, к чему она прикоснулась.

И чтобы забить последний гвоздь в крышку гроба несуществующей эволюции, с хладнокровием гробовщика добавим, что ДНК обладает способностью восстанавливаться после генетических изменений. Она, ДНК, Дарвина не читала и в ответ на происшедший сбой начинает усиленно производить повышенное количество специальных ферментов, которые способствуют восстановлению прежнего вида и отменяют действие мутационных повреждений. В проведенных экспериментах в поколениях мутированных насекомых постепенно начинают появляться нормальные, немутированные экземпляры! Даже если бы отдельные особи создали эволюционно-революционную партию и захотели бы коллективно видоизмениться во что-либо новое, то их собственная ДНК их тактично, но твердо поправила бы. Враг бы не прошел. ДНК показала бы, кто хозяин в доме.

Чтобы закончить с научно-популярным аспектом теории эволюции, надо привести еще одну «научную» версию, которая объясняет, почему не нашлось никаких переходных форм и как слабые победили сильных в смертельной борьбе. Это теория Коржинского-де Фриза о «внезапных, взрывных мутациях», происходящих в организме мгновенно. Мы заранее оговорились, что аспект рассматривания этой теории у нас будет научно-популярным, поэтому мы вправе перед собой изложить эту теорию в такой простой беллетристической формуле, при которой змея ложится ночью спать змеей, а утром просыпается уже птичкой! Не хотела так больше жить… Мы выбрали научно-популярный метод изложения, поскольку даже ученые не очень-то интересуются научным рассмотрением этой теории. Хотя эта теория также объясняет все с удивительной простотой. Но цена этой простоты та же, что и, например, в универсальном методе, который можно посоветовать всем решающим сложные кроссворды: «Впишите во все пустые клеточки ответы на вопросы, таким образом вы разгадаете любой кроссворд». А идейным вдохновителем такой гипотезы вполне может быть тезис: «Если логически нельзя, но материалистически хочется — то можно».

Вообще логические скрепы любого материалистического тезиса всегда вещь очень забавная. Споры между материалистами и идеалистами, похоже, ведутся неправильно. Они ведутся чаще всего диалектическим методом, который через дистинкцию (противопоставление и различение) всяких «сущих» и «не-сущих» уходит во всякие логические абстракции, где возможно все — и материализм, и идеализм. При этом применяется логическая индукция и дедукция, что позволяет диалектически носиться по кругу рассматриваемого вопроса или метаться вокруг него галсами. А ведь спорить-то и не надо. Надо признавать материалистический тезис, подхватывать его и анализировать с помощью формальной логики и редукции.

Диалектики — пожалуй, самые способные из философов — очень не любят формальную логику, потому что она не дает им разгуляться. Что такое формальная логика? Упрощенно говоря — это логическая схема с пустыми ячейками, подставляя в которые самые различные значения, мы получаем результат — правильно или неправильно. Простой пример: A + B = C. Для формальной логики совершенно неважно, что вы подставите вместо А, В или С, для нее важна только форма их взаимодействия. В данном примере вы можете подставлять числа (тогда начнут действовать логические законы из математики, где сумма больше любого из слагаемых, сумма минус одно из слагаемых — второе слагаемое и многое-многое другое) и всякий раз вам будет видно, правильные или неправильные числа вы подставляете. Вместо чисел можете подставлять вообще что угодно (например «персики + яблоки = арбуз»), и вам всегда также будет видно, где вы вляпались, а где шансы еще остаются (например, можно путем подстановки различных значений дойти до значимого открытия: «арбуз = земля + арбузное семя»). Все это сложно и после античных времен не приветствуется, потому что люди стали думать все хуже и хуже и кинулись в различные философские выверты, где нет конкретной закономерности. Но принцип формальной логики можно применять к материалистическим теориям вполне успешно: надо брать эти теории в качестве логической схемы и, ничего не опровергая, доводить логически до конца каждую основную позицию (то есть применять редукцию, также столь нелюбимую современными мыслителями). Вы увидите, как материализм всегда самоуничтожается своей же внутренней логикой. Это всегда очень забавно.

Несомненная сила материализма в том, что он все правильно описывает, слабость в том, что он ничего не объясняет, а несостоятельность в том, что он погибает от последовательного применения своих же базовых положений. Раз уж мы коснулись этого в главе «Жизнь», то разберем это на примере материалистического положения о том, что жизнь есть всего лишь «свойство высокоорганизованной материи». Здесь всего лишь правильно описывается собственное же поверхностное впечатление субъекта (это уже само по себе — комната смеха для «принципа объективности» материализма!), но ничего не объясняется, поскольку сказать так, не обосновав материалистически саму возможность наличия в природе такой сложной системы взаимодействия, — это отразить лишь внешний факт наличия взаимодействия между «высокой организацией» и жизнью, не показав внутреннего источника такого взаимодействия. И что нам с этим делать? А зададим-ка мы вопрос: в чем источник таких «свойств материи» и разве не можем мы предположить, что он находится в нематериальном мире? «Не можем, — отвечает материализм, — поскольку никакой другой реальности, кроме материальной, нет, и ему неоткуда приходить в материю, поэтому только материя является источником таких свойств, как единственный источник вообще всего реально существующего». Тогда мы зададим другой вопрос: если источник этих свойств располагается в материи, то почему жизнь была не всегда, а возникла позже, на базе неорганической материи, — вы ведь утверждаете, что материя была всегда? Почему же жизнь была не всегда? Не говорит ли это о том, что этих свойств в материи поначалу не было, а затем они в определенное время в нее вошли из другой реальности? «Не говорит, — отвечает материализм, — эти свойства находились в материи в скрытом состоянии и смогли реализоваться только тогда, когда к этому сложились определенные материальные условия». А вот и третий вопрос: если в белковой молекуле эти свойства уже проявлены, то что мешает нам в ответ сказать, что они и сюда пришли извне материи? Так же ничто не помешает нам сказать это и относительно аминокислот как органических соединений, и даже еще ниже — по поводу аминных групп, если признавать их хоть чуть-чуть живыми. Вот они живые и не имеют своего неживого варианта, откуда брать повод для предположения, что жизнь в них из материи? Покажите нам, в конце концов, такой компонент материи, который никогда не бывает живым, чтобы мы никогда не сказали про него, что он мог бы оживляться каким-то нематериальным образом, и который одновременно может (немного более сложно сорганизовавшись) проявить через себя жизнь, — и мы вам поверим и признаем, что источник жизни — в материи и она действительно этому первична. «Да, боже ж ты мой, — отвечает материализм, — вот он, этот компонент — атомы, они никогда не бывают живыми, и они же создают такую сложную организацию, которая имеет свойства жизни!» А теперь посмотрим, что получается из этого победоносного заявления материализма. Вводя жизнь в состав атомов, элементарных частиц, первокирпичиков материи, он одновременно вводит во всю насквозь материю жизнь, следом сознание как непременный атрибут жизни, ну и психику как явление, вбирающее в себя сознание. Что здесь остается от материализма? Совершенно верно — ничего, он бесславно умирает, тихо превращаясь в пантеизм, где все в природе имеет душу, то есть каждый атом жив и психически наполнен, до времени этого не проявляя. Если же материализм не захочет быть пантеизмом и откажется от притязаний на обладание в глубинах материи источника жизни, то он, трудно агонизируя, превратится в идеализм, поскольку тем самым признает не только наличие иной себе сферы бытия, где должны располагаться эти свойства, но и признает ее первичность себе, поскольку в результате ее вторжения материя подчиняется и сложно организуется, чтобы служить всего лишь плацдармом осуществления несвойственных себе задач.