И еще кое-какие ремарки. Эволюция — это приспособление к окружающей среде. Посмотрим, как человек к ней приспособился, предположив, что он был когда-то обезьяной. Да, он стал ходить на двух ногах, благодаря чему потерял скорость передвижения и его теперь догоняет и (если он не возбуждает аппетита) обгоняет любое четвероногое животное. А для самого человека теперь единственный смысл погнаться за кем-либо из питательных животных — согреться. Вдобавок к этому платой за осанку лорда стала потеря устойчивости, лишившая его двух дополнительных опор относительно четвероногой стойки. Его теперь легче сбить с ног атакой спереди, опрокинуть на спину и добраться до самого слабого места — подбрюшья и половых органов. Кроме того, своей прямостоящей позой он уже открыл любому врагу то самое подбрюшье и те самые половые органы для прямого и непосредственного нападения на них, которые раньше были защищенные верхним плечевым поясом, торсом, спиной и бедрами при четвероногой стойке. Но, привыкнув делать все до конца, человек и здесь не остановился, а приобрел с двуногой стойкой еще и дополнительные радостные болезни позвоночника (ни одно четвероногое не знает радикулита, остеохондроза, люмбаго, грыжи дисков, сколиоза и др., поскольку позвонковые диски у них не нагружаются, постоянно растягиваются и не стираются). Разобравшись с осанкой, он посмотрелся в зеркало и возмущенно утратил шерсть, из-за чего стал люто мерзнуть в холод и получать болезненные ожоги в жару. К его телу теперь получили свободный доступ паразиты-кровососы (комары, москиты, гнус), он уже не может лечь где хочет или прислониться к чему хочет, ему надо одеваться и стелить себе постель. У него появляются кожные болезни и заражения от любой царапины или повреждения, а также простуды от переохлаждения и зуд от недостатка гигиены. Его легко может укусить паук, скорпион и прочая ядовитая живность.
Но как бы там ни было, а полностью довольный собой, он для полного совершенства еще и потерял чудовищную силу рук приматов и может передвигаться теперь только по земле и защищаться только подвернувшимся дубьем. Для этих же «преимуществ» он потерял страшные по мощи клыки, способные разорвать любого противника и обрабатывать деревянные детали. В качестве дополнительного штриха к своему новому облику он утратил невероятную ловкость, моментальную реакцию и молниеносную быстроту обезьяны. В общем, приспособился как мог. Если это приспособление, то его высшей формой следует считать последнюю стадию туберкулеза. Эволюция чего, простите, здесь наблюдается? Сплошные потери.
Не будем спорить, разумеется, у человека есть то, что с лихвой окупает преимущества приматов перед ним, — речь и мозг. Но, похоже, эволюция и здесь совсем ни при чем. Разве эволюционная потребность могла бы развить речь? И без речи можно размножаться, добывать пищу, бдить врагов и пр. Обезьяньи стаи без слов понимают друг друга. Людям бы так взаимодействовать между собой со всей своей хваленой речью, как взаимодействуют павианы, шимпанзе и любые другие семейства, которые превосходно обходятся без всяких слов! По единой команде, без долгих объяснений, стая мгновенно выполняет любую волю вожака, поданную нечленораздельным криком. Речь бы только мешала в этих обстоятельствах, вызывала бы разброд из-за возможности ее различного толкования, непонимания, неполного или неточного выражения посланной команды из-за определенной длительности ее изложения и определенного времени для ее усвоения, что, складываясь вместе, дает совершенно недопустимую фору неожиданному противнику или опасности. И самое главное — если бы речь и начала складываться, то любая эволюция сама первой наступила бы ей на горло, потому что — представьте себе гомон азартно переговаривающихся между собой членов стаи! На этот демаскирующий базар сбегались бы все хищники со всей округи, а бедному вожаку, прежде чем подать сигнал к бегству, пришлось бы требовать тишины. Именно молчание стаи обеспечивает ее бесшумность, то есть безопасность, и гарантирует то, что единственный, короткий, не содержащий ничего сложного по усвоению приказ вожака будет немедленно услышан. Так что речь у нас не от настоятельной необходимости, а по одному из параметров характеристик нашей программы.
Впрочем, есть единственное условие, при котором нашу речь можно было бы безоговорочно признать результатом эволюции, — если бы речью обладали только самцы, а самки молчали. Это действительно способствовало бы здоровью вида наилучшим образом.
Ну, а если говорить о мозге, то начать надо с того, что идея его эволюционного появления просто обесценивается до нуля тем простым фактом, что способности мозга неисчерпаемо превышают наши потребности по использованию этих способностей — даже в условиях решения тех задач, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время! Емкость мозга позволяет хранить информацию, равную 20 000 000 томов книг. Мы же используем эту возможность в ничтожных процентах, остальное присутствует просто так, про запас. Эволюция — медленный процесс закрепления минимальных совершенствований, возникающих в организме в ответ на настоятельную необходимость получше пристроиться в окружающем интерьере. Если даже сейчас не возникает необходимости в применении этого уже готового органа в его полном объеме, то какой необходимостью руководствовалась бы эволюция, когда создавала потихоньку обезьяне такой орган, которым мы даже до сих пор не научились пользоваться?
Мы не только не научились им пользоваться до конца, но даже не знаем, как он работает. Какие физиологические изменения происходят в мозге при усвоении им информации, как он превращает увиденное и услышанное в смысловые образы, понятия — в слова, а ощущения и эмоции — в мысли, как эти мысли в нем рождаются, почему отдельные участки мозга укрепляют нейронные связи при постоянной работе и почему, наоборот, атрофируются отдыхающие, непостоянно работающие его участки? Как миллиарды миллиардов (!) нейронов (клеток мозга) передают сигналы друг другу безошибочно и организованно, если они соединены между собой квадриллионами (!!!) проводов, схему монтажа которых разгадать до сих пор никому не удается? Неужели случайный процесс мог создать прибор такой сложности, принцип действия которого не удается определить самим носителям этого прибора? Если орган формировался от наших потребностей и для нас, то, как он мог стать независимым и непонятным? Мы ведь даже не можем запретить ему работать!
Когда Ходжа Насреддин был поставлен в условия, при которых он должен был или излечить шаха, или потерять голову, то он спас себе жизнь, объявив, что его лекарство будет целебным при условии, если шах никогда не будет думать об обезьяне с белым задом. Шах до этого о ней никогда бы и не думал и горя не знал бы. Он вообще не знал, что такие модницы бывают. Но даже жажда жизни не могла теперь повелеть его мозгу выкинуть из себя эту проклятую обесцвеченную макаку! Насреддин кинул мозгу эту наживку как зверьку, живущему самостоятельно, но в чем-то предсказуемо, предсказуемо, но не управляемо. Зачем и, главное, по каким своим законам естественных потребностей эволюция подсунула бы нам этот, не принадлежащий нам на самом деле, орган?
Самое сложное — спорить об очевидном. С облегчением расстанемся с эволюционными концепциями и перейдем к главному — да, мы творение, но где уверенность, что — последнее творение? Почему мы знаем, что Создатель на этом остановился? Нам ведь удалось выявить лишь общую тенденцию, которая повела нас от ступени к ступени вверх к человеку. Где основания считать, что мы — последняя ступень?
Для того чтобы в этом разобраться, мы должны вспомнить, что тенденция стала просматриваться при введении нового фактора в наши рассуждения — времени. Раз все наши построения в конце концов впали в такую зависимость от этого фактора, то мы, во-первых, должны определить, правомерно ли его применение, а во-вторых, как мы убедимся дальше, наше «во-первых» даст основания положительному ответу на очередной тревожный вопрос.
ВРЕМЯ
Говорить о времени очень трудно, потому что сложился устойчивый стереотип его представления, который неизвестно когда появился, нигде никем не формулировался, но настолько общепринят, что попытка разрушить его вряд ли может считаться удачной мыслью. Но все же это надо обязательно сделать, иначе традиционное представление о времени будет постоянно искажать наше правильное понимание того, что с нами со всеми происходит.