Выбрать главу

гордячку и разреши мне помочь, иначе придется тащить тебя силой, но до выхода мы тогда вряд

ли доберёмся!

Он был прав. Хэлль, как же он был прав! Чувствуя, как от осознания беспомощности на глазах

выступают злые слёзы, я молча протянула руку.

- Так-то лучше, - одобрительно усмехнулся Коннар и, нагнувшись, легко подхватил меня под

колени.

***

- Только не смотри вниз, - предупредил северянин, и я, разумеется, ослушалась.

Изломанное судорогой тело Джолана лежало прямо под сапогами Коннара. Лицо парнишки

белёсым пятном плавало в прозрачной ночной темноте. Закатившиеся под лоб глаза влажно

поблёскивали. Кажется, он уже не дышал.

- Хэлль! - вырвалось у меня.

Коннар невесело усмехнулся и остановился.

- По-прежнему считаешь моих богов кровожадными, а, Кошка?

Я не ответила, жадно разглядывая Джолана. Нос уловил знакомый до отвращения запах

разлагающейся плоти. По виску паренька медленно сползала мутная капля. Внезапное наитие

озарило меня, и я велела:

- Опусти!

Северянин посмотрел на меня, как на умалишенную.

- Но ты же...

- Опусти, - жёстко отрезала я и добавила чуть мягче. - Просто нужно кое в чём убедиться.

Коннар покосился на храмовников: те по-прежнему неподвижно возвышались меж бездыханных

тел. Северянин пожал плечами и наклонился вперёд. Его руки разжались, дав мне упасть на песок

рядом с Джоланом. Собравшись с силами, я подползла к пареньку и, дотянувшись, коснулась

капли. Пальцы погрузились в вязкую субстанцию. На ощупь она походила на нагретую солнцем

смолу. Я отняла руку, наблюдая, как тянутся за ней, поблескивая в лунном свете, тонкие нити,

словно невидимый паук решил навечно связать нас с Джоланом. В голове что-то заворочалось,

шурша обрывками мыслей и картин пережитого, никак не желающими складываться в единое

целое.

Бассейн.

Мейстер.

Джолан.

Вода.

Гвендон.

Слеза Лиара.

273

Мелиан. Охота Дикой Кошки.

Пронзительный хохот алого шакала встрепенул тишину, и перед глазами вспыхнул яркий свет,

рассыпав тысячи звенящих осколков. Разрозненные куски с оглушительными щелчками начали

соединяться между собой, образуя завершённую картину, пугающую своей простотой и оттого ещё

более отвратительную. Сердце глухо заколотилось в горле, выталкивая на поверхность кипящие

слезы.

Шакал сорвался на лающий визг, и, вторя ему, разрыдалась и я, чувствуя, как нарастает истерика.

Молодой паломник лежал, грустно глядя в ночное небо. При каждом взгляде на него внутри

становилось все тяжелее и тяжелее. Что-то дрожало в низу живота, гудело, как туго натянутая

струна. Вдруг страшно захотелось, чтобы он повернул голову, посмотрел на меня, улыбнулся и

произнес: "Всё хорошо, господин Мерран. Не беспокойтесь, со мной всё будет хорошо".

Давясь слезами, я попыталась закрыть ему глаза – почему-то показалось, что тем самым можно

помочь пареньку – но под ладонью только что-то лопнуло, и из-под опавших век тягуче потянулась

мутная жижа.

Я захлебнулась собственным воплем и упала на песок, прямо в собственные ладони, перемазанные

мерзкой субстанцией.

- Прости меня, - глухо выкрикнула я. - Простите меня! Я не хотела, я правда не хотела, чтобы всё

так получилось, я не знала, что всё к этому приведёт!

У кого я просила прощения? За что?

Белые точки замельтешили перед глазами. Рыдания разорвали горло, и я забилась в истерической

агонии, лежа бок о бок с мёртвым Джоланом. Перед глазами всё смешалось. Я уже не понимала,

кого оплакиваю: безвременно погибших паломников, стерегущего меня во тьме Междумирья

Сокола, Одноглазого Тома или же самоё себя, сеющую вокруг только страдания и погибель.

Оклик Коннара вернул меня к действительности. Наверное, наёмник уже долго пытался

докричаться до меня, но его голос не мог пробиться сквозь какофонию моих собственных мыслей.

- Шар'ракх, Кошка, что с тобой?!

Я судорожно обернулась к нему и увидела совсем рядом широкую ладонь. Как и в прошлый раз,

северянин явно хотел схватить меня за плечо, чтобы растолкать, но не решился. Не думая ни о чём,

я судорожно вцепилась в неё и умоляюще взмолилась:

- Пожалуйста, забери меня отсюда! Куда угодно, как угодно, но только не оставляй здесь! Это не

монастырь, это... это... это самый настоящий котёл смерти!

Наёмник замер, а потом, не произнеся ни единого слова, бережно поднял меня на руки. Слёзы