Кожа сменилась изумрудными пластинками чешуи, меж пробегали алые прожилки, едва заметно пульсируя. От кисти начиналось длинное выгнутое лезвие, похоже — продолжение кости, тёмное, заточенный край кровожадно сверкал. У основания костяной нож обхватывало странное вздутие плоти, под чёрной кожей выпирали продолговатые мышцы.
ТВОЁ ОРУЖИЕ, СЫН МОЙ.
Тропка бежала вперёд, уводила прочь от болота, от забытого Роммула. Келлос шагал быстро, он спешил достичь родного дома, хотелось обнять мать, отца, весело хлопнуть по плечу братьев.
Поцеловать Амоллу.
Старался не вспоминать, что пару часов тому мечтал стать легионером, навек связать жизнь с панцирем и гладиусом, мечтал убивать нелюдь: гномов, Дану, стальным сапогом стоптать восставших хеддов и морматов. Всё позади, мужественный лик Императора постепенно выветрился из памяти.
Кто-нибудь из деревни всё равно присоединится к Легионам, кто-то вместо меня будет рисковать жизнью, завоёвывая уважение нашего благословенного правителя. Но не я.
Лесной дух освежил голову. Солнечные зайчики играли на лице, весело дразня веки, верещали птахи. Будто мир радовался его возращению. Куда девались вчерашние грозовые тучи? Келлос улыбнулся. Стезя легионера не по нему.
Быть может торговые гильдии? Сейчас, когда вера в легионеров подточена, они в почёте. И нужда в них большая, недавно Император издал манифест о поощрении купцов. И сам найду место в жизни, и семью смогу поддержать. Только вот придётся перебираться в Бринзий…
Взором упёрся в землю, думы заполнили сознание, пред глазами он видел не петляющую тропу, а бесконечные караваны, богатый дом в Мельине, всегда улыбающуюся Амоллу с ребёнком на руках. Их ребёнком.
Когда наконец очнулся, из-за стволов показался крайний дом, маячил кривой забор. От тропы отделилась узкая стежка — к погосту, а сама она влилась в дорогу к Дензбору, селению Келлоса. В душе шевельнулось, как на солнце набежало махонькое облачко.
Дорога была безлюдна. Одежду задел набежавший ветерок, по спине прошлась рябь мурашек. К чему бы? Прежде предчувствия не посещали. И волнение не встревожило.
Но через минуту сердце часто забилось, глаза расширились, твёрже застучали ботинки, вскоре перешёл на бег. Воздух бил по лицу, но в голове мысль: дым, дым над Дензбором, чёрный дым!
Вокруг потемнело от сажи, трещал огонь, сжирающий жилища людей. Из окон первого дома вырывались багровые языки, воздух трепетал от жара, догорали занавески. Другое жильё обречено, пламя буйно гудело, скача по крыше.
Тело встретило у третьего дома. Мужчина распростер руки, тело развалено от правого плеча до левого бока, лицо залито кровью. У колодца красная лужа, на цепи барабана рука, тонкая — женская, Келлос не отважился заглянуть за край. С искаженным ликом он мчал дальше, едва подавляя вскрики, когда налетал на новое тело.
Трупы лежали в пыли на улице, многих вешали на ограде, лица изрезаны кинжалами. Дети, женщины — душегубы не щадили никого, напротив, на мужчин тратился лишь один удар, над женщинами же глумились изощрённо. Изверги!
В душе — пустота. И крик боли, гулко разносящийся под сводами черепа. Текли слёзы, глаза жгло, сквозь зубы вырывались сипы и стоны. Дышалось тяжко, мешал склизкий ком в горле. Кто это сделал? Подонки!
Душевные муки, наверно, не описал бы никто, отчаяние заполнило разум, движения стали дёрганными, Келлос чаще спотыкался.
Из-за поворота возник родной дом.
Встал. Грудь вздымается, руки свисли, в глаза лезет пот. Горит! О, Спаситель, горит!
Келлос рванул, заплетающиеся ноги взмели столб пыли. В момент забылись видимые доселе тела женщин и детей, в уме одно: только не это!
…Над селением разнёсся крик — боли, что рвала изнутри, стальными когтями драла сердце на куски. От вскрика хотелось зажать уши, и ясно понималось — издавший способен на всё…
Он обнимал мать, целовал в окровавленную щёку, руки нежно убирали прядь с лица. Жизнь ушла, сердце матери больше не билось, Келлосу казалось, что в груди тоже остановилось, а кровь жидким льдом растеклась по жилам.
Братья и отец лежали вместе, перебитые руки и ноги смешались. Он ничто не видел, едкие слёзы укрывали взор. Стиснул зубы, больше не единого стона не вырвалось в тот день…
Остриё кинжала отражало свет, сверкало, пальцы сжали рукоять. Келлос держал оружие у лица, сузившиеся глаза внимательно рассматривали.
Пять перечёркнутых стрел смотрели в небо, пять холмиков на краю кладбища. Два брата, мать, отец и… Амолла. Оборвалось внутри, с каждым вздохов возвращался образ девушки, над которой зло надругались убийцы. Вечность он стоял в крови, разум отказывалось верить в увиденное. Но, правда. И время не обратить вспять.
Кинжал отыскал там же. Затейливая, перевитая узорами рукоять, узкое лезвие. И избавление на остром кончике. Лишь сильнее ударить. Прямо в грудь, чтоб сразу, и чтоб больше без боли.
О, Спаситель, за что ты даёшь мне такие муки? «Вся наша жизнь — испытание перед посмертием», — слова священника. Он был добрым человеком, Келлос не пошёл на пожарище, оставшееся от церквушки. «Нет большего греха, чем лишение себя жизни, не один человек не может добровольно уйти из этого мира».
В памяти вспыхнуло, что мыслил стать легионером. Ушёл, и в ночь на деревню напали. А мог остаться, пасть под клинками убийц. Зачем Спаситель оставил меня жить?
И ясно раздалось роковое слово: МЕСТЬ.
Слова гулко разнеслись в голове. В тот же миг взгляд упёрся в обломок, на серой поверхности небольшая гравюра. Перечёркнутая стрела.
Оружие? Какое оружие?
Рука была пред взором, Парень шевелил ножом-крюком. Что же всё-таки происходит?
В ЭТОМ МИРЕ, ДА И ВО МНОГИХ ДРУГИХ, МЕНЯ НАЗЫВАЮТ СПАСИТЕЛЕМ. ГРАВЮРА — МОЙ ЗНАК.
Он оглянулся, но вокруг по-прежнему — погружённый во тьму коридор и камни под ногами.
Спаситель? Кто ты?
ХМ, БОЛЬШЕ ВСЕГО Я ПОДХОЖУ ПОД ОПРЕДЕЛЕНИЕ «БОГ». ШАГАЮЩИЙ ПО МИРАМ, ОДНА ИЗ СИЛ УПОРЯДОЧНОГО.
Упорядочное? Я не понимаю тебя.
УПОРЯДОЧНОЕ — СФЕРА, ОБЪЕДИНЯЮЩАЯ В СЕБЕ ВСЕ МИРЫ. ЗА НЕЙ — ХАОС, А ДАЛЬШЕ… ВПРОЧЕМ, ТЕБЕ ЭТО НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ЗНАТЬ.
Парень опустился, сильно подымалась грудь. Он говорил с Богом… Или разум играл злую шутку?
И… что тебе нужно от меня? Почему я?
ГОРАЗДО ВАЖНЕЕ, ЧТО НУЖНО ТЕБЕ. ПОДУМАЙ И ОТВЕТЬ.
Что нужно мне? Я не знаю даже кто я. Ответь, кто я такой?
НЕ ДУМАЮ, ЧТО ТЕБЕ ЭТО НУЖНО. МОЙ ОТВЕТ — НЕТ.
Почему?.. Тогда, что со мной происходит?
ТЫ ЗАХОТЕЛ — ЭТО СЛУЧИЛОСЬ. ВСЁ В ТВОЕЙ ВЛАСТИ.
Парень вновь пристально посмотрел на руку. Желал выбраться из тюрьмы, значит, цель выполнена?
Кровь заледенела, прошибло ознобом, в сердцевине мышц будто вызрели морозные комки. Тускнея, чешуя вжалась внутрь, красные прожилки порозовели, взбухли складками, поверх лёг покров обычной кожи. Лезвие поблекло, кость на глазах обмякла, бывшее грозное оружие втянулось в руку. Миг — и показались пальцы.
Парень несколько секунд взирал с изумлением.
Это твой дар? Оружие? Зачем мне это?
КОГДА СМОЖЕШЬ ОТВЕТИТЬ, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО, Я ОТВЕЧУ. ДО ВСТРЕЧИ.
Глас смолк, некоторое время Парень взывал, но потом обратился к ходу.
Он видел мир не прикрытым занавесей тьмы. Чуял, так не должно, но тени расступались, а мрак крылся в углах. Часть оружия? Высокий проход уходил вдаль, не виднелись повороты, на сто шагов пространство размывалось, непонятно, что там. Оставалось лишь идти.
И да поможет мне Спаситель, хе-хе.
Парень вытянул руку, пальцы касались просыревшего мха, под ногами хрустела каменная пыль. Коридор, подобно желудочной клоаке, втягивал, грань видимости пятилась с каждым шагом.