На заднем плане кто-то про себя, даже не «громко» ругал собственную поганую память и фотоаппарат без режима видеосъемки. Я почему-то расслышала – наверное, потому, что от восхищения перестала придерживать все свои чувства. Когда жизнь дает тебе что-то действительно прекрасное, глупо есть это кофейной ложечкой – как ни растягивай, радость не станет бесконечной, так что лучше запомнить ее яркой и короткой. По крайней мере, память дольше сохранит ощущения радости, если есть эту радость черпаком. Подсказавшая мне эту мудрость бабуля Эанис еще добавила, что черпак я в любом случае не забуду... Конец лирического отъезда.
Последним значимым (по порядку фиксации на сетчатке, а не по важности) объектом в зале был тот самый товарищ, увидеть которого мы и прибыли. Или, возможно, прибыли мы для того, чтобы он посмотрел на нас, – обе вероятности были равными и совершенно не оскорбительными. Хотя бы потому, что именно эта личность с легкостью возглавила бы список тех, кому хочется быть предъявленным и, желательно, одобренным. С виду он мало чем отличался от картинки в учебнике истории (нашем, а не светлом варианте, который я как-то раз пролистала) или кишащих на тысяча сто пятнадцатом симпатичных демонов (разве что не нес в глазах четко прописанной фразы «Я скоро отсюда уйду» или вселенской грусти[ 25 ]). Красивых у нас так много, что они уже фон создают, грубо говоря. А вот одухотворенных, если я правильно пользуюсь этим словом, мало. Хранитель этой реальности подходил именно под последнее определение.
Я все еще не перестроилась на нормальное восприятие окружающего, и поэтому за фигурой аватара идеала десятой ветки[ 26 ] увидела чуть больше, чем, наверное, он хотел бы показать... Сложно точно передать мое видение, но я попробую. Если получится представить многоугольник из взаимотражающихся зеркал, в центре которого горит черный огонь, отражаясь и умножаясь, наложите его на изображение прекрасного, немного усталого мужчины (радостно усталого, как будто он только что ненадолго отвлекся от любимого занятия, чтобы отдохнуть) в черном плаще, так, чтобы образ огня совпал с фигурой. Я ощущала это не более нескольких секунд, потом зрение вернулось в норму, но где-то в районе сердца осталось странное чувство или, может быть, осколок чувства. Чувства знакомого и понятного, выражающегося в утверждении: «Это – мое!», но в данном контексте действительно необычного, ведь оно относилось к визуальной форме реальностного мультисуществования, а не к обеспечивающей такую жизнь профессии Хранителя. Я отлично знала, что постоянное существование в нескольких реальностях – не такое уж и удовольствие, но это в теории... На практике опробовать такое времяпрепровождение мне никто бы не дал. Пока что. Да и потом бы точно отговорили.
–Я рад снова видеть здесь детей иного мира, – голос мужчины звучал негромко, но величественно – возможно, акустика зала была специально проработана. – Надеюсь, вам понравилась моя работа – хотя бы тот ее участок, который вы видели...
–Вы – гений! – я почувствовала, что не могу молчать. – Контролировать даже одну адаптированную реальность – сложность, а вот так, как вы...
–Это не так уж и сложно, девочка, – улыбнулся мне Хранитель. – Или ты думаешь, что мне приходится силой держать в уме все линейки вероятностей? Вам не сказали, что основная роль в этой работе принадлежит не сознанию, а подсознанию? – он покосился на стоявшую за нами леди Мэл.
–Вы преуменьшаете, – я возвратила ему улыбку. – Все-таки для такой работы нужно быть особенным...
–Для любой работы нужен талант, не спорю. Дар и стремление его применить, – закончив таким образом ответ, Хранитель повернулся к Норе, которая хотела узнать, демон ли он вообще, но стеснялась проверить. Я непроизвольно задумалась и пропустила мимо ушей как реакцию мужчины, так и продолжение духовно-познавательного банкета вопросов, впрочем, мне не слишком интересных. Дело было в том, что любой демон, в принципе, хоть в чем-нибудь особенно талантлив. Но очень редко – в чем-то одном... И одаренность редко остается непроявленной – даже если демону не предлагать на выбор виды деятельности, дар проявит себя сам. Возможно, именно талант к мультисуществованию в свое время утягивал из Департамента демонов, умножая число Скитальцев[ 27 ] даже во вполне благоприятные периоды...
26
Конечно, обычно говорят просто «аватар десятой ветки» или «десятый аватар», для краткости, но при этом теряется определенный смысл. Часто конкретное реальное воплощение идеала ветки имеет с последним только общее имя. Все потому, что реальностей много, а вариантов синтегийского канона определенно меньше. Да и, в принципе, аватары – живые люди... А канонические идеалы – лишь попытка описать их. Поэтому молимся мы аватарам, а верим в идеалы. Многие синтегисты так и не находят времени лично познакомиться хотя бы с одним аватаром, а те из нас, кто не находит правильной необязательную рекомендацию не относиться к вере слишком серьезно, даже не читают апокрифов, в которых аватар выглядит живым и реальным. Хотя это их личное дело – синтегисты о чужой вере могут, конечно, думать что угодно, но исправлять без разрешения не полезут.
27
Скитальцами на департаментском жаргоне именуются демоны, сбежавшие в реальности и не вернувшиеся. Часто не проявляют себя ничем экстраординарным, скрываются, хотя их никто не думает искать. Равно как и определять причины, заставившие их так поступить. Оставив свое имя на стене, полу или потолке пятисотого этажа (культовое место), демон исчезает из, метафорически выражаясь, поля зрения остальных. Если Скиталец решит вернуться, он обязан стереть свой автограф – иначе по прошествии стандартных суток, проведенных в пределах Департамента, или трех суток – в пределах адаптированной реальности, сделанная его рукой надпись ярко засветится, предупреждая следящего за пятисотым этажом демона о возвращении некогда ушедшего. Вообще-то никаких особенных карательных мер для забывчивых демонов не предусмотрено, особому надзору на предмет исчезновения или проявления подлежат лишь отдельные имена, принадлежащие демонам, чье присутствие в пределах Департамента Сил Хаоса и адаптированных реальностей нежелательно.