Брат Нюмрод, заткнув уши пальцами, лежал ничком перед статуей Топчущего Безбожников Ома. Его снова одолевали голоса.
Брута кашлянул. Потом кашлянул еще раз.
Брат Нюмрод поднял голову.
– Брат Нюмрод? – спросил Брута.
– Что?
– Э… Брат Нюмрод?
– Что?
Брат Нюмрод вынул пальцы из ушей.
– Да? – несколько раздраженно спросил он.
– Гм, я хотел бы, чтобы вы взглянули на кое-что в… В саду, брат Нюмрод.
Наставник сел. На лице Бруты была написана искренняя тревога.
– Что ты имеешь в виду? – спросил брат Нюмрод.
– Ну, в саду. Это трудно объяснить. Я нашел… Брат Нюмрод, я нашел, откуда исходят голоса. Вы сами просили, чтобы я вам все-превсе рассказывал.
Старый священнослужитель искоса взглянул на послушника. Но если и жил когда-либо на Диске человек, напрочь лишенный хитрости и коварства, так это Брута.
Страх – достаточно странная почва. В основном на ней вырастает послушание, причем рядами, словно пшеница, чтобы удобнее было пропалывать. Но иногда она дает урожай клубней демонстративного неповиновения, которые пышно разрастаются в подполье.
В Цитадели подполья хоть отбавляй. Во-первых, там имеются темницы и тоннели квизиции. А кроме них в Цитадели есть подвалы, сточные трубы, заброшенные помещения, тупики, пространства за древними стенами и даже естественные пещеры в самом скальном основании.
Это была одна из таких пещер. Дым от горящего по центру костра уходил в щель на потолке и бесследно терялся в лабиринте труб и колодцев.
Среди танцующих теней можно было разглядеть около дюжины фигур. Все присутствующие были в грубых накидках поверх невзрачной, сшитой из тряпок одежды, которую не жалко будет сжечь после встречи – чтобы длинные руки квизиции не нашли ничего инкриминирующего. Манеры движений говорили о том, что собравшиеся в пещере привыкли носить оружие. Характерные жесты. Позы. Обороты речи.
На одну из стен было нанесено изображение. Нечто овальное с тремя маленькими выступами в верхней части, причем средний чуть больше крайних, и тремя выступами внизу, средний тоже чуть больше и заостренный. Детский рисунок черепахи.
– Он отправится в Эфеб, – сказала одна из масок. – Не посмеет не поехать. Реку истины следует перекрыть у самого истока, дабы остановить воду.
– Стало быть, мы должны успеть вычерпать из реки все, что возможно, – промолвила другая маска.
– Скорее, нам следует убить Ворбиса!
– Только не в Эфебе. Это должно произойти здесь. Чтобы люди знали. И случится это, когда мы наберем силу.
– А мы когда-нибудь ее наберем? – спросила маска, и ее владелец нервно хрустнул суставами.
– Даже крестьяне чувствуют, что творится нечто странное. Истину не остановить. Запрудить реку истины? Возникнут течи огромной силы. Помните брата Мурдака? Ха! Убит в Эфебе, как сказал Ворбис.
– Один из нас должен отправиться в Эфеб и спасти Учителя. Если он действительно существует.
– Существует, ведь его имя написано на книге.
– Дидактилос. Странное имя. Знаете, оно означает «двупалый».
– Его, должно быть, весьма почитают в Эфебе.
– Доставьте его сюда, если такое возможно. И привезите Книгу.
Одна из масок выглядела крайне нерешительно. Снова защелкали суставы.
– Но сплотится ли народ вокруг… обычной книжки? Народу нужно больше, чем просто книга. Это же крестьяне. Они не умеют читать.
– Зато умеют слушать!
– А если и так… Им нужно показать… Нужен символ…
– У нас есть символ!
Все фигуры в масках инстинктивно повернулись к изображению на стене, почти незаметному в тусклом свете костра, но выгравированному в их умах. Они с благоговением взирали на истину, которая зачастую так поразительна.
– И все-таки Черепаха Движется!
– Черепаха Движется!
– Черепаха Движется!
Вождь людей в масках кивнул.
– А сейчас, – промолвил он, – бросим жребий…
Великий Бог Ом разгневался – или, по крайней мере, предпринял энергичную попытку взъяриться. Но гнев наотрез отказывался подниматься выше чем на один дюйм от поверхности земли, поэтому бог очень быстро достиг предела.
Тогда Ом молча проклял жука – но с тем же успехом можно было таскать воду в решете. Проклятие никакого действия не возымело. Жук, тяжело ступая, удалился.
Затем бог проклял дыню до восьмого колена – опять ничего. Он напрягся изо всех сил и попробовал наслать на нее бородавки. Дыня лежала себе на грядке, продолжая тихонько зреть.
Он попал в крайне затруднительное положение, и мир не замедлил воспользоваться этим – какое коварство! Ничего, вот когда Ом вновь обретет прежнюю форму и могущество – о да, тогда он Предпримет Шаги. Племена Жуков и Дынь пожалеют о том, что были созданы. И что-нибудь особо ужасное случится со всеми орлами на свете. И… и появится новая заповедь, касающаяся выращивания салата…
Когда наконец вернулся тот тупоголовый паренек, ведя за собой восково-бледного мужчину, Великий Бог Ом не испытывал ни малейшей наклонности шутить. Да и вообще, с точки зрения черепахи, самый красивый человек представляет собой лишь пару огромных ног, далекую заостренную голову плюс где-то там же, наверху, располагаются крайне неаппетитные ноздри.
– Это еще кто? – прорычал Великий Бог Ом.
– Это брат Нюмрод, – ответил Брута. – Наставник послушников. Он занимает весьма важное положение.
– Я что, велел тебе притащить сюда какого-нибудь старого жирного педераста?! – взорвался голос в его голове. – За это твои глаза будут насажены на огненные стрелы!
Брута опустился на колени.
– Я не могу обратиться к самому верховному жрецу, – вежливо ответил он. – Послушников пропускают в Великий Храм только в особых случаях. Если меня поймают, квизиция сурово накажет меня за Ошибки в Поведении. Это Закон.
– Тупой дурень! – закричала черепаха.
Нюмрод решил, что настало время вмешаться.
– Послушник Брута, – сурово промолвил он, – почему ты разговариваешь с этой черепашкой?
– Ну, потому… – Брута замялся. – Потому, что она разговаривает со мной…
Брат Нюмрод опустил взгляд на торчащую из панциря одноглазую голову.
Вообще-то, он был добрым человеком. Иногда дьяволы и демоны поселяли в его голове дурные мысли, но наружу он их не выпускал, а потому никак не заслуживал быть названным так, как назвала его черепаха, – впрочем, даже если бы он услышал эту характеристику, то скорее всего решил бы, что так называется какой-нибудь недуг ног. Брат Нюмрод прекрасно знал, что можно слышать голоса демонов и иногда богов. Но черепашьи голоса – это что-то новенькое. Он даже испытал к Бруте некую жалость – в принципе, паренек совершенно безвреден, туповат, конечно, зато безропотно выполняет все, о чем ни попросишь. Юные послушники частенько отправляются чистить выгребные ямы и клетки быков, причем абсолютно добровольно – из-за странной веры в то, что святость и благочестие каким-то мистическим образом связаны с пребыванием по колено в дерьме. Добровольцем Брута никогда не вызывался, но выполнял подобные работы вовсе не ради того, чтобы произвести впечатление, а потому, что их ему поручали. И вот, паренек уже начал с черепахами разговаривать…
– Думаю, мне следует сказать тебе об этом, Брута… Это не совсем те голоса, о которых я упоминал.
– Неужели вы ничего не слышите?
– Ничегошеньки, Брута.
– Черепаха сказала мне, что на самом деле… – Брута замялся. – Сказала мне, что на самом деле она – это Великий Бог Ом.
Выпалив фразу, Брута сжался. За такие слова бабушка непременно ударила бы его чем-нибудь тяжелым.