Кроме того, спускаться сюда одному небезопасно. Концентрированная История, хранящаяся здесь и бесшумно просачивающаяся отсюда в мир, может быть опасной. Время – тот же наркотик. Передоз времени – и вы покойник.
Четыреста девяносто третий аббат сложил на груди морщинистые руки и обратился к одному из своих самых старших монахов, которого звали Лю-Цзе. Чистый воздух и лишенная волнений жизнь в долине способствовали тому, что все монахи были старше некуда. Кроме того, когда работаешь с самим Временем, э-э… время летит незаметно.
– Страна называется Омнией, – сказал аббат. – И расположена она на Клатчском побережье.
– Я помню, – кивнул Лю-Цзе. – Паренек по имени Урн, да?
– События подлежат… тщательному наблюдению, – добавил аббат. – Возникли затруднения. Свобода воли, предопределение… торжество символов… поворотные точки истории… В общем, ты сам все знаешь.
– Не бывал в Омнии уже лет семьсот, – покачал головой Лю-Цзе. – Засушливая державка. Во всей стране и тонны плодородной почвы не наберется.
– Медлить нельзя, – напомнил аббат.
– Я возьму с собой горы, – сказал Лю-Цзе. – Климат там для них самый благоприятный.
А еще он взял с собой метлу и циновку. Служащие истории монахи никогда не увлекались частной собственностью, ибо понимали: большинство вещей через век или два безнадежно изнашиваются.
Путь до Омнии занял четыре года. Несколько раз пришлось останавливаться – чтобы понаблюдать за парочкой битв и одним заказным убийством, иначе они бы так и прошли случайными событиями.
Был год Причудливой Змеи, а это значило, что после Завета пророка Бездона прошло целых двести лет.
И миру вот-вот должен был явиться Восьмой Пророк.
Насчет таких вещей церковь Великого Бога Ома никогда не ошибалась. Пророки – крайне пунктуальные люди. По ним можно даже сверять календарь – правда, понадобился бы очень уж большой календарь.
Всякий раз, когда ожидается появление очередного пророка, церковь удваивает свои усилия, дабы выглядеть как можно более свято. Люди бегают, всюду царит суета – точь-в-точь как в большом концерне перед приходом ревизоров. Срочно были выработаны новые нормы набожности, и тех, чья набожность оставляла желать лучшего, без лишних раздумий предали смерти.
Все самые популярные религии очень внимательно следят за благочестием своих прихожан, и церковь Великого Бога Ома не исключение из правил. Верховные иерархи сделали заявления, что общество катится вниз быстрее, чем на чемпионате страны по санному спорту, что ересь должна быть вырвана с корнем, а также с рукой, ногой, глазом и языком и что настало время очиститься от скверны.
Кровь всегда считалась крайне эффективным моющим средством.
И вот настала наконец пора Великому Богу Ому поговорить со Своим Избранным, коего Брутой именовали.
– Эй, ты!
Брута замер на полувзмахе мотыгой и огляделся.
– Что-что? – спросил он.
Стоял погожий весенний денек. Молитвенные мельницы весело вертелись под дующим с гор ветерком. Пчелы бесцельно кружились вокруг цветов фасоли и громко жужжали, чтобы произвести впечатление тяжкого труда. Высоко в небе парил орел.
Брута пожал плечами и снова занялся дынями.
И тогда Великий Бог Ом снова рек Бруте, Своему Избранному:
– Эй, ты!
Брута замялся – с ним разговаривал кто-то явно бестелесный. Вполне возможно, это был демон. Демоны… любимая тема брата Нюмрода, наставника юных послушников. Нечистые мысли и демоны. Одно вытекает из другого. Брута с тревогой подумал, что, наверное, его искушает демон.
Нужно проявить твердость и решительность. И повторить Девять Фундаментальных Афоризмов.
Но Великий Бог Ом еще раз рек Бруте, Избранному:
– Ты что, парень, совсем оглох?
Мотыга звякнула об иссушенную солнцем почву. Брута быстро развернулся. Были пчелы, был орел, в дальнем конце сада старый брат Лю-Цзе сонно ковырялся вилами в навозной куче. На стенах ободряюще кружились молитвенные мельницы.
Он сделал знак, которым пророк Ишкибль отгонял духов.
– Чур, чур меня, демон, – пробормотал он.
– Что ты вертишься? Слушай, давай просто поговорим. Я прямо у тебя за спиной.
Брута медленно обернулся. Сад был пуст.
Тут Брута не выдержал и удрал.
Многие истории начинались задолго до их начала, и повесть Бруты не исключение. Она началась за многие тысячи лет до того, как он появился на свет.