Мораль: нормальный семейный человек, который каждый день ходит на работу и ответственно относится к своим обязанностям, мало чем отличается от самого чокнутого психопата.
И Ворбис это знал. Обладая подобным знанием, вы знаете о людях все, что необходимо.
Сейчас Ворбис сидел рядом со скамьей, на которой лежало легонько подрагивающее тело его бывшего секретаря, брата Сашо.
Он взглянул на дежурного инквизитора, и тот кивнул. Ворбис склонился над закованным в кандалы секретарем.
– Назови их имена, – повторил он.
– …Я не-е…
– Мне известно, что ты передавал им копии моих писем, Сашо. Это вероломные еретики, которым уготована вечность в преисподней. Ты хочешь к ним присоединиться?
– …Я не знаю их имен…
– Я верил тебе, Сашо, а ты шпионил за мной. Ты предал церковь.
– …Не знаю…
– Правда избавляет от мучений, Сашо. Расскажи мне все.
– …Правда…
Ворбис вздохнул, но тут вдруг заметил сгибающиеся и разгибающиеся пальцы Сашо. Они как бы подзывали его.
– Да?
Он склонился над телом еще ниже.
Сашо открыл оставшийся глаз.
– …Правда в том…
– Да?
– …Что все-таки Черепаха Движется…
Ворбис выпрямился. Выражение его лица не изменилось. Оно никогда не менялось – если только он сам того не хотел. Инквизитор в ужасе смотрел на него.
– Понятно, – сказал Ворбис и кивнул инквизитору. – Как долго он уже здесь?
– Два дня, господин.
– И ты можешь продержать его в живых…
– Возможно, еще два дня, господин.
– Так и поступи, так и поступи. В конце концов, наша прямая обязанность – как можно дольше бороться за человеческую жизнь. Верно?
Инквизитор нервно улыбнулся – так улыбаются в присутствии начальника, одно-единственное слово которого может приковать вас к пыточной скамье.
– Э… Да, господин.
– Кругом ересь и ложь. – Ворбис вздохнул. – А теперь придется еще искать другого секретаря. Столько беспокойств…
Минут через двадцать Брута успокоился. Мелодичные голоса сладострастных соблазнителей куда-то пропали.
Он продолжил обрабатывать дыни. С дынями у него всегда ладилось. Они казались более понятными, чем многое другое.
– Эй, ты!
Брута выпрямился.
– Я не слышу тебя, грязный суккуб.
– Слышишь, мальчик, слышишь. Так вот, я хочу, чтобы ты сделал следующее…
– Я заткнул уши пальцами!
– Тебе к лицу. Очень похож на вазу. А теперь…
– Я напеваю песню! Напеваю песню!
Учитель музыки брат Прептиль как-то сказал, что голос Бруты напоминает крик разочарованного стервятника, слишком поздно прилетевшего к дохлому ослу. Хоровое пение было обязательным предметом для всех послушников, но после неоднократных прошений со стороны брата Прептиля Бруту освободили от этих занятий. Брута с раззявленным ртом – достаточно жуткое зрелище, но много хуже был голос юноши, который обладал достаточной мощью и внутренней уверенностью, однако имел привычку блуждать по мелодии как попало, ни разу не попадая на правильные ноты.
Вместо пения Брута заработал дополнительные практические занятия по выращиванию дынь.
С одной из молитвенных пашен торопливо взлетела стая ворон.
Исполнив до конца «Он Топчет Неверных Раскаленными Железными Копытами», Брута вынул пальцы из ушей и прислушался.
Кроме удалявшегося раздраженного крика ворон, ничего слышно не было.
Получилось. Главное – верить в Господа, так ему говорили. И он всегда следовал этому совету. Сколько себя помнил.
Брута поднял мотыгу и, облегченно вздохнув, вернулся к своим дыням.
Лезвие мотыги уже готово было воткнуться в землю, когда Брута увидел черепаху.
Черепашка была маленькой, желтого цвета и вся покрытая пылью. Панцирь по краям обколот. У черепахи был всего один глаз-бусинка, второй же она, видимо, потеряла в результате одной из тысяч и тысяч опасностей, которые повсюду подстерегают медленно передвигающееся существо, живущее в дюйме от земли.
Брута огляделся. Сад по-прежнему находился внутри храмового комплекса и по-прежнему был обнесен стенами.
– Как ты сюда попало, маленькое существо? – спросил он. – Прилетело?
Черепаха подняла на него свой единственный глаз. Брута ощутил тоску по дому. В песчаных барханах рядом с его родным домом всегда водилось много черепах.
– Я могу угостить тебя салатом, – предложил Брута. – Но, по-моему, черепахам запрещено находиться в садах. Разве ты не вредитель?
Черепаха продолжала таращиться на него. Ни одно животное не способно смотреть так пристально, как черепаха.
Брута почувствовал себя обязанным что-то предпринять.
– А еще есть виноград. Вряд ли я совершу большой грех, если дам тебе одну ягодку. Хочешь винограда, а, маленькая черепашка?