… Кифа в чем-то был прав. И Юстус сомневался – возможно и не надо всем. Возможно знания и вера – дело избранных. Как высшая математика – сказал Томаш, а дядя Ян сказал печально – тогда зачем мы это все? Я говорю – потому что мы для этого и родились, а Якуб говорит – а может мы живем не для того, чтоб что-то сделать, а вовсе и наоборот, чтобы не делать.
А Юстуса мотало из стороны в сторону: он то по несколько дней сидел в своей столярке подавленный и молчаливый, то вдруг принимался ходить по поселку, учить, помогать. Умейте быть счастливыми – кричит. А потом вдруг – так я же сам не умею! Зачем мне эта миссия? Зачем воскрес? Никто меня не слышит, не понимает.
… терпение кончилось у столяра Юстуса. Да и не столяр он уже, когда последний раз держал напильник? Он стал похож на изнуренного учителя, который устал от учения, которого раздражают глупые школьники, не понимающие элементарных вещей. Тогда он сосредоточился на отличниках, то есть это – я, дядя Ян, Тадеуш, остальные. Но и у отличников свой потолок. Юстус сбивался на непонятные «время-пространство» и «энергия-информация», а потом видел наши непонимающие лица и замолкал. Мы просили – растолкуй, научи, скажи, что прочитать, чтобы понять. Он говорит – это в книгах еще не написано, до многого разум людской еще не дошел. Рано это все случилось, рано.
Потом перестал принимать тех, что приходили к нему за лечением. Твоя болячка, живи с ней, говорит. Но охотно лечил скотину – коров, овец, даже кроликов. А придет брат Кифа, позовет – Юстус сходи, поговори с людьми, так он – я не могу, я заболел.
… когда стал сторонится людей, слава его увеличилась. Приезжали посетители-паломники из таких далеких мест, что мы даже и не слышали. А он – видеть никого не хочу, пусть уезжают. Так и было. Раздражение и разочарование.
Да что там рассказывать? Умер Юстус. На этот раз окончательно. Взошел на холм Кифы и…
… навсегда остался во вчера. Бросил нас Проводник.
А Томаш не поверил – сомневаюсь я, говорит, Он так и учил во всем сомневаться.
Тихо похоронили. Много паломников собирались поклонятся его могиле, так мы в таком месте его тело спрятали, что в жизни не найдут. Зачем они нужны? Ему бы не понравилось. То есть, не «бы», а не нужно ему такое. Он ко мне постучался через стекло (давно этих видений не было), говорит – я в Едином, вам удачи. Старайтесь быть счастливыми, независимо от внешнего.
А если будет вам охота поведать обо мне, то, пожалуйста, не громко.
*
… это братец мой. Говорит – Юстус прославился, имя его прогремело, это нельзя оставлять, надо использовать. Я говорю: пока мы здесь, и знание Его здесь.
А Кифа – это знание вредно! Бессмертие оно и жизнь обесценит. Ты представь, что будет, если каждый поверит? Общество добреньких нищебродов. Страна веселых аскетов. Все будут простую еду добывать, жить без излишеств, не думать о завтрашнем дне. А развитие? Конец прогрессу. Человек скажет: зачем? Я сейчас срок свой земной отмотаю, реализую врожденный талант и все, пока, пишите письма, ухожу в Единый – состояние блаженства и покоя. А государство? Это же государство станет не нужно! А деньги?! А если деньги станут не нужны?! А с учением Юстуса деньги не нужны-ы-ы…государство не нужно-о…
В интересах порядка и устойчивости – это учение не должно распространиться! Но если кое-что взять, а кое-что доработать и немного традиционных ценностей, то…. Это в общих интересах.
Есть риск, есть! Любой может прозреть! И в любой момент…этих Проводников пронумеровать от «А» до «Z» и наблюдать, наблюдать… Оградить человечество от Единого. Тьфу ты! Не от Единого, а от знания. На каждого Проводника от ай до зет свою команду…
Братец Сэмюель всегда был таким. У него своя карьера в общих интересах, выгода своя в общих интересах, должность его просто позарез необходима всем. Не чиновник, а просто альтруист какой-то. В чем-то он прав, наверное. Или не прав. Посмотрим, что у него выйдет.
*
… дядя Ян починил лодку и уплыл в открытое море. А Мацей заперся в доме и пишет книгу. Якубы оба куда-то пропали, а Томаш у пещеры собирает деревенских мальчишек и учит их паковать рюкзаки, костер разводить, засаливать рыбу. Иногда я прихожу на берег, смотрю на эту кутерьму и вспоминаю свое детство, какие мы были, как много было в нас. В нас было, а теперь пропало. Вера без подпитки стала гаснуть, таланты занесло песком.