– Она хорошая подруга.
– Самая лучшая. Мне повезло, что она есть в моей жизни. Как соседке по комнате и лучшая подруга.
Я прижимаю ее ближе, как будто это может облегчить боль. – Но теперь тебе лучше? – Я пытаюсь скрыть беспокойство в своем голосе, но часть его пробивается наружу.
Она кивает. – Определенно.
– Если уж на то пошло, он никогда не заслуживал тебя.
А ты заслуживаешь?
– Спасибо. – Ее голос – шепот, такой тихий и неуверенный.
– Если ты не возражаешь, почему ты носишь значки каждый день?
– Как напоминание и обещание самой себе, что независимо от того, насколько тяжелой будет жизнь, я буду продолжать двигаться вперед. – Ее слабая улыбка заставляет всю мою грудь сжаться до такой степени, что становится трудно дышать.
Я беру прядь ее волос и заправляю ей за ухо. – Ты до смешного удивительная.
– Потому что я ношу потрясающие значки?
– Потому что ты – это ты.
Я прижимаюсь губами к ее губам. Это мягкий поцелуй, не направленный на то, чтобы дразнить или провоцировать. Я не уверен, для чего он, но знаю, что это правильно.
Она вздыхает, и от этого в моей груди происходит что-то странное. Как будто я могу сделать так, чтобы она была довольна.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу. – Однажды, я надеюсь, я смогу быть сильным, как ты. Чтобы, возможно, поговорить о некоторых вещах, которые тяготят меня.
Она резко вдыхает. – Сильным, как я?
Я киваю. Мое горло сжимается, как будто оно хочет остановить меня от раскрытия секретов.
Не делай этого. Ты открываешь такую рану и просишь ее ковыряться в твоих слабостях.
Но что, если она не такая, как он. Захра добрая, любящая, и все хорошее в мире. Она совсем не похожа на моего отца. Она не будет меня осуждать. Нет. Потому что я ей действительно нравлюсь, что является полной противоположностью ему.
Засранец, которого не волнует, что другие плачут, умоляют или нищенствуют. Тот, кто выбирал себя снова и снова, потому что если я не защищу себя, никто не защитит.
– Я… На меня очень повлияла смерть моей матери.
Все лицо Захры меняется. Ее улыбка спадает, а глаза смягчаются по краям. У меня возникает искушение остановиться. Стереть этот взгляд и больше никогда не поднимать эту тему.
Но она удивляет меня. – Поцелуй за секрет?
Я киваю, не в силах вымолвить ни слова. Она прижимается своими губами к моим. Ощущение ее тела напротив моего побуждает меня двигаться вперед. Брать. Владеть. Заставить ее вспомнить, кто я такой, несмотря на мои скрытые слабости, замаскированные под секреты.
Я овладеваю ее губами, обжигая их своим языком. Показываю ей, что я все еще мужчина, который ей нравится, независимо от того, что я могу сказать, что заставляет меня казаться меньшим.
Не будь глупцом. Она так не подумает.
Она отстраняется и гладит меня по щеке. – Мой секрет.
Я вздыхаю. Я действительно собираюсь рассказать ей об этом? Смогу ли я вообще это сделать? Эта часть моего прошлого находится под замком, погруженная куда-то глубоко в щели моих самых темных воспоминаний.
Она обхватывает меня ногами и руками. Ее тепло струится по моей коже, возвращая некое подобие тепла в мои остывшие вены.
Я делаю напряженный вдох. – Мой отец был несамостоятельным ребенком, который имел доступ ко всему, что можно было купить за деньги. Частные самолеты. Яхты. Штат обслуживающего персонала на полный рабочий день. Но все это не имело значения, когда в его жизни появилась моя мама. Они… были ближе всего к настоящей любви. По крайней мере, так мне говорили, потому что я был слишком мал, чтобы много помнить об их совместной жизни. Но Деклан всегда говорил, что чего бы ни хотела моя мама, мой папа все исполнял.
Захра отстраняется. – Это так печально.
Черт. – Не жалей моего отца. Он мудак.
– Мне жаль всех вас.
Я прочищаю горло. – Мои родители любили Дримленд так же сильно, как и мой дедушка... пока все не изменилось.
– Пока твоя мама не заболела?
Я киваю.
– Мне жаль. Ни один ребенок не должен терять свою мать в таком юном возрасте, как ты. – Ее рука протягивается и берет мою. Я разжимаю кулак, позволяя нашим пальцам сцепиться. Этот простой жест не должен много значить, но держась за Захру, я словно цепляюсь за спасательный круг. Как будто я могу держаться за нее или быть унесенным в самые темные уголки моего разума.
– Одно из последних воспоминаний, которое у меня с ней связано, было в Дримленде.
Захра кивает, в ее глазах отражается что-то вроде понимания.
– Моя мама была для нас всем. И те немногие хорошие воспоминания, которые у меня есть о моих родителях, связаны с тем, что папа ждал ее с нетерпением. Если мама улыбалась чему-то, отец находил способ заполучить это побольше. Если она из-за чего-то плакала, мой отец был полон решимости это разрушить.
Захра бросает мне неуверенную улыбку. – Звучит, будто он был влюбленным мужчиной.
– Любовь. Такое простое слово для чего-то настолько разрушительного.
– Ничто настолько хорошее не может быть даровано. – Ее рука еще крепче сжимает мою, перекрывая всякую возможность кровотока. Я не уверен, для кого она это делает, но я благодарен за то, что ее большой палец проводит по моим костяшкам.
– Мой отец никогда не был прежним после ее смерти, да и мы тоже. – Мои глаза сосредоточены на камине рядом с нами, а не на лице Захры, потому что я не могу принять ее сочувствие. Не тогда, когда я его не заслуживаю. Эгоистичный монстр, в которого я превратился за последние два десятилетия, – это далеко не тот мальчик, которого она жалеет.
Я смотрю на пляшущие языки пламени. – Мой отец обращался с нами как с дерьмом, потому что, я думаю, он был напуган. Потому что заботиться о нас в одиночку означало признать, что моей матери действительно больше нет, а он не был готов к этому. Он бросил нас, когда мы больше всего в нем нуждались, и заменил себя кем-то, кого никто из нас не узнал. И вместо того, чтобы потерять одного родителя, мы потеряли обоих. Одного – из-за рака, а другого – из-за его пороков. – Мой голос срывается.
– Мы защищали его, потому что думали, что ему станет лучше. Оглядываясь назад, мы были слишком молоды, чтобы знать что-то лучшее. Мы должны были рассказать кому-нибудь о его проблемах. Но он так хорошо скрывал свой алкоголизм. Наш дед подозревал, конечно, но мы защищали нашего отца. Не из преданности ему, но, может быть, из-за нашей матери? Я не знаю.
– Вы были детьми.
– Но, возможно, если бы мы получили помощь, в которой он нуждался раньше, мы могли бы остановить годы боли, которую мы чувствовали после. – Я закрыла глаза, боясь, что Захра уловит, как в них появляется влага.
Мужчины не плачут.
Ты всегда был слабым.
Жалким.
Все воспоминания разом нахлынули на меня.