Ответа не было; митрис Пулет только продолжала качать головою, медленно поднимаясь с своего места и выходя из коляски; тем не менее, она бросала, однако ж, украдкой взгляд на мистера Пулет, чтоб увериться, достаточно ли он оберегает ее щегольское шелковое платье.
Мистер Пулет был маленький человек, с аршинным носом, маленькими блестящими глазами, тонкими губами, в новой черной паре и белом галстуке, который, по-видимому, был завязан слишком туго, без всякого внимания к личному спокойствию. Он находился в таком же скромном отношении к своей высокой, красивой жене с раздутыми рукавами, наподобие воздушных шаров, в пышной мантилье и огромной шляпке, покрытой перьями и лентами, какое замечаем мы между рыбачьею ладьею и бригом на всех парусах.
Печаль женщины, разодетой по моде, представляет трогательное зрелище и вместе с тем поразительный пример услаждение чувств под влиянием высшей степени цивилизации. Какой длинный ряд градаций между горестью готтентотки и этой женщины в широких накрахмаленных рукавах, с множеством браслетов на руках и в изящной шляпке, украшенной нежными лентами! Просвещенное дитя цивилизации сдерживает увлечение, отличающее печаль и разнообразит его необыкновенно тонко, представляя интересную задачу для аналитического ума. Если б оно с разбитым сердцем и глазами, отуманенными от слез, проходило через дверь слишком неверным шагом, то оно могло бы измять свои накрахмаленные рукава; и глубокое сознание этой возможности производит здесь новое сложение сил, которое именно наводит его на простой путь между притолками. Оно видит, что слезы текут слишком обильным потоком: и откалывает завязки, нежно отбрасывая их назад – необыкновенно трогательное движение, которое указывает даже среди глубокой горести на надежду, что наступит же опять сухое время, когда завязки и шляпки явятся в прежнем блеске. Слезы унимаются понемногу и, откинув голову назад под углом, чтобы не испортить шляпки, она испытывает этот страшный момент, когда горе, обратившее все в пустоту, в свою очередь истощается; а она задумчиво глядит на браслеты и поправляет застежки, как будто невзначай. Это было бы таким утешением для души, если бы она могла снова успокоиться!
Мистрис Пулет необыкновенно аккуратно миновала косяки, несмотря на широту своих плеч (в то время жалкая была та женщина в глазах каждого образованного человека, у которой в плечах не было полутора ярда (Без двух дюймов два аршина.); затем мускулы ее лица принимались выжимать свежие слезы, когда она подходила к гостиной, где сидела мистрис Глег.
– Ну, сестра, поздно изволили вы пожаловать! Что это с вами? – сказала мистрис Глег довольно резко, когда они пожали друг другу руки.
Мистрис Пулет села, осторожно поправив мантилью сзади, прежде нежели ответила:
– Ее уж нет. Здесь она бессознательно употребила выразительную риторическую фигуру.
«На этот раз не зеркало» – подумала мистрис Теливер.
– Умерла третьего дня, продолжала мистрис Пулет: – ноги у нее были похожи на мое туловище, прибавила она с глубокою печалью после некоторого молчания. – И счету нет, сколько раз у ней выпускали воду; а воды-то вытекло такая пропасть, хоть купайся в ней.
– Ну, Софи, слава Богу, что она умерла в таком случае, кто бы она ни была такая, – сказала мистрис Глег с быстротою и выразительностью, свойственными уму от природы ясному и решительному: – но я понять не могу, про кого это вы говорите.
– Да я-то знаю, – сказала мистрис Пулет, вздыхая и качая головою: – и в целом приходе нет подобной водяной. Я-то знаю, что это старая мистрис Сетон в Твентиландс.
– Ну, она не родня ваша да и не очень короткая знакомая, сколько я слышала, – сказала мистрис Глег, всегда плакавшая именно сколько нужно было, когда приключалось что-нибудь ее собственной родне, но не в каких других случаях.
– Довольно была я с нею знакома и видела ее ноги, как раздулись они, словно пузыри… Старая леди успела несколько раз удвоить свой капитал и до конца держала его в своем собственном распоряжении. Мешок с ключами у нее всегда был под подушкою. Немного осталось таких старых прихожан, я уверена.
– А что лекарств-то она выпила, так на воз не уложишь, – заметил мистер Пулет.
– Ах! – сказала со вздохом мистрис Пулет: – у нее была другая болезнь за несколько лет перед тем, как открыться водяной, и доктора не могли придумать, что бы это было такое. Она мне еще говорила, как я видала ее в последнее Рождество: «мистрис Пулет, а если когда-нибудь у вас будет водяная – вспомните меня». Да, она говорила это мне, прибавила мистрис Пулет, снова начиная горько плакать: – это были ее самые слова. В субботу ее хоронят. Пулет приглашен на похороны.