Таким образом, обвинение в преднамеренном убийстве вряд ли можно будет обосновать. Но, может, его обвинят в непредумышленном убийстве, в убийстве по неосторожности? Нет, эксперты — другие мельники — непременно покажут, что в неожиданном повороте шатра нет никакой опасности для работника, находящегося там, внутри, и что, стало быть, незачем было подниматься и проверять, есть ли там кто, перед тем как повернуть шатер, а повернуть его было необходимо, поскольку переменился ветер.
Переход от тупого отчаяния и жалости к себе к размышлениям о вещах практических и предусмотрительной заботе о своем спасении подействовал на него удивительно благотворно.
Он решил еще раз продумать все с самого начала, чтобы не упустить какую-нибудь мелочь, которая впоследствии может оказаться роковой.
Итак, он повернул шатер, не подумав о том, что кто-нибудь может быть наверху, но его насторожило, что ворот вдруг пошел с трудом, а под конец и совсем застрял. Тогда он поднялся на размольный этаж, зажег лампу и, увидев кровь, в ужасе бросился прочь, сам не зная куда, только бы подальше от мельницы.
Стоп! Не покажется ли подозрительным, что он убежал, не посмотрев сначала, что творится наверху? И потом — а вдруг он оставил следы, когда поднимался и спускался по лестнице? Его бросило в жар, и он поспешно проверил карманы: не выпало ли из них что-нибудь. Нет, все на месте! Но в толстом слое мучной пыли могли остаться следы его сапог (о чем-то подобном он читал), и тогда он пропал. С другой стороны, если он скажет, что поднялся наверх, прежде чем выбежать с мельницы, как объяснить, что он не знает точно, что же там произошло?
Ужасная мысль молнией поразила его. А вдруг их раздавило не насмерть, вдруг их еще можно спасти?! Это необходимо проверить. Как ни пугала его мысль о том, чтобы подняться наверх и увидеть изувеченные трупы — ведь их несомненно раздавило насмерть! — он должен сделать это, он не смеет от этого уклониться. Мельник тут же вскочил и быстро пошел лесом. Сучья и ветки трещали под его ногами, он то и дело спотыкался о корни.
Вдруг он услышал суровый, повелительный окрик:
— Стой! Кто идет?
Мельник увидел голову и плечи человека, который укрывался за толстым буком. Блестящий в лунном свете ствол ружья был направлен прямо на него. Мельник смутно представил себе, что это не иначе как отчаянный Пер Вибе, который принял его за лесничего, и у него возникло желание, чтобы браконьер убил его и таким образом отомстил за сестру. Тем не менее он непроизвольно остановился.
— Кто там? Ни с места, или я буду стрелять.
Теперь мельник узнал голос лесничего и, хотя ему было совсем не до смеха, он чуть не рассмеялся, отвечая:
— Вильхельм! Это же я — мельник!
— Черт побери, так это ты! — воскликнул лесничий, по такому удивительному случаю позволив себе невинное проклятье.
Он выступил из своего укрытия и опустил взведенный курок.
— Я думал, это Пер Вибе, — сказал он сконфуженно. — Он опять стрелял полчаса назад…
— Да, я слышал выстрел.
— И где же?
— Где-то поблизости.
— Но ты, Якоб! Ты-то что делаешь в лесу на ночь глядя? И вид у тебя необычный — а где твоя шляпа?
— Шляпа? Не знаю… может быть, я вышел без нее…
— Якоб! Что с тобой? Что-нибудь случилось?
— Да, Вильхельм… На мельнице произошел несчастный случай.
— Господи, спаси и помилуй! Неужто покалечило кого?
— Да я в общем-то и сам толком не знаю, что произошло, но это было что-то ужасное.
И он рассказал другу, как все было, умолчав лишь о том, что он сначала поднимался наверх. Он рассказывал подробно и растолковывал лесничему отдельные подробности, потому что тот не слишком разбирался во внутреннем устройстве мельницы.
— И ты не глянул, что там?
— Нет, очень уж напугался.
— Зря.
— Да, зря, теперь я и сам понимаю, и я как раз возвращался домой… Вильхельм, пойдем со мной.
— Хорошо.
— Спасибо! Мне повезло, что я встретил тебя.
— Это был Промысел Божий, как всегда.
— Да, но… была ли Божья воля на то, что…
Он в страхе спохватился, потому что у него чуть не сорвалось с языка «…что те двое оказались там, наверху», хотя ведь он не должен был знать, кто именно пострадал.
Лесничий кивнул:
— Да, и на это тоже. «Не две ли малые птицы продаются за ассарий?[15] И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца вашего».[16]
Они быстрым шагом шли к опушке.
— Когда дело-то было?
— В полшестого или около того. А сейчас сколько времени?
— Скоро половина восьмого.
И вот перед ними уже последние деревья и плетеная изгородь из веток и прутьев, какой на Фальстере всегда огораживают лес. Они перелезли через нее, перепрыгнули широкую канаву и зашагали дальше по жнивью, направляясь к темневшей впереди мельнице.
— И ты не представляешь, кто бы это мог быть?
Мельник не сразу решился ответить на вопрос, которого давно ожидал.
— Понятия не имею.
— А ты видел кого-нибудь в доме?
— Нет, служанка, наверное, вышла.
— А работники?
— Кристиан развозит хлеб, а батрак ушел домой.
— Ну, а еще один работник — Йорген, что ли, — он-то ведь и управлялся на мельнице?
— Да, само собой, но его я нигде не видел.
— Хм-м…
— Но даже будь он наверху — хотя что ему там делать? — он ведь ежедневно на мельнице и знает ее как свои пять пальцев, не понимаю, как он мог пострадать оттого, что шатер повернули; сделай он шаг в сторону…
— Хм-м… н…да… хм-м… Ну, скоро все выяснится.
Мельник глубоко вздохнул, и оба замолчали.
Да, скоро все выяснится. Они перелезли через последний плетень; луг, по которому они теперь шли, уже принадлежал мельнику. Перед ними, в тени, находились строения, а над ними, выделяясь на фоне перламутрово-серых облаков, стояла луна. Путники уже слышали жужжание крыльев, а скоро их беглые тени завертелись у них под ногами, заставляя жемчужины росы на траве мигать, словно маленькие глазки.
Из усадьбы доносился вой Дружка.
И пока они шли полями, воображение нарисовало мельнику удивительную картину. Сначала она мелькала перед ним мимолетным проблеском надежды, повторяясь снова и снова, с каждым разом все отчетливее, все более обогащенная подробностями; а теперь, когда они задами подошли к мельничной усадьбе, надежда превратилась в уверенность.
Вот что это была за картина:
Они входят в усадьбу. В кухонных окошках горит свет. Дверь открывается, и Лиза выглядывает посмотреть, чего это Дружок разбрехался. На мельнице — на складском этаже — тоже светятся окна, только сейчас их загораживает конюшня. Йорген там, занимается своим делом. То есть, конечно, прежде Йорген с Лизой были наверху — это не был плод воображения, но они спаслись, возможно, они спустились раньше, чем он повернул шатер, ведь он наверняка долго простоял на галерее. А вот то, что на размольном этаже что-то капало, кровь на лбу и на ладонях у мельника, как раз и было плодом расходившегося воображения возбужденного человека!
Когда мельник бежал к лесу прямиком по пашням, он один раз упал. Ладонь все еще была выпачкана влажной землей, и было не разобрать, в крови она или нет — так что, возможно, все это ему и примерещилось.