Зверье спустилось с берега на лед реки и двинулось к нечисти, намереваясь оттеснить ее к проруби, куда она, согласно озвученным столетия назад условиям, должна была добровольно кануть в последнюю минуту Святочных праздников. Но та, уже придя в себя после ошеломляющего светового потока, вознамерившись попрать установленный ранее закон и навеки остаться властвовать на земле, подчиняться явно не собиралась. Нелюди взвыли, завизжали на разные голоса и бросились на Старых. От такой неслыханной дерзости те даже оторопели: надо же, против данных обещаний вздумали пойти! Воспользовавшись их замешательством, нечисть ринулась в атаку.
Святочницы, размахивая длинными, как сабли, когтями, со свистом полосовали воздух и сыпали удары направо и налево. Хухлики гроздьями висли на лапах зверей и отчаянно царапались. Кулешата подпрыгивали и сверху обрушивались на незащищенные спины, вгрызаясь в них острыми зубами. Шиликуны пыхали пламенем и разметывали искры, пытаясь опалить перья птиц. Лихорадки, то возникая из темноты, то вновь растворяясь в ней, отчаянно метались и трясли тряпьем своих одеяний, развевая между Старыми губительную болезнетворную пыль. Остальные, которых в темноте и различить толком было невозможно, урча, как цепные псы, наваливались многочисленными сворами.
– Давай, давай, давай! – послышался откуда-то из темноты заполошный крик Озема. – Еще чуть-чуть и мы – властители Мира!
От этого гадкого вопля, полученных ран и несусветной наглости нелюдей Старые, изначально не собиравшиеся проявлять никакой агрессии, возмущенно взревели и бросились на нечестивцев.
Мощно взмахивая огромными лапами и крыльями, они принялись разметывать бесчинствующую толпу.
– На помощь, на помощь! – истерично завизжал Озем.
Тут же над головами засвистали бури и ураганы, и в их жуткой круговерти, злобно вращая очами, появился Позвизд. Он зигзагами носился из стороны в сторону и прицельно, как пули, метал в зверей крупные градины. В их сплошном стремительном потоке стала угадываться мрачная фигура Карачуна. Широко раскинув руки, он своими цепкими скрюченными пальцами старался ухватить то птицу, то зверя, сдавить в жестоких морозных объятиях и лишить дыхания. Зимник, перебегая с места на место отчаянно крутил булавой, а Трескун, широко расставив ноги, ухал молотом.
Но как ни старалась нечисть, как ни пыжилась, ничего путного у нее не получалось. Огромные тела Старых сомкнулись и образовали плотное кольцо, которое сковало нелюдей со всех сторон. Неуклонно сжимаясь, оно принялись сгонять их в кучу. Те, осознав, в конце концов, тщетность своего бесчинства сразу захныкали, заскулили и покорной гурьбой принялись стекаться к полынье. Достигнув края льда, они с заунывным воем один за другим стали опускаться в стылые воды. Так продолжалось какое-то время, пока последняя тварь не скрылась из вида.
В этот момент из поднебесья донесся нежный перезвон серебряных колокольцев. Мгновением позже возникли переливчатые струны гуслей, набегавшие подобно волнам шелковых тканей. Затем к ним присоединились ивовые сопели, которые в нижнем регистре звучали мягкими, чуть сипловатыми голосами. Сначала они плавно вплелись в общую мелодию, а затем и повели ее. Звери и птицы воззрились кверху.
С ночного неба неспешно спускался седовласый старец. Его тело было облачено в ослепительно белые одежды, из-под которых виднелись сафьяновые сапоги в изумительной отделке. Они с алмазными подковками звездной россыпи на каблуках были тонко изукрашены золотыми нитями из солнечных лучей и серебряными строчками из лунного сияния. Его рука сжимала похожую размерами на посох зеленеющую свежей листвой ветвь вяза. Лишь только он коснулся земли, как Старые выгнули спины и замерли в уважительном поклоне.
Старец вскинул ветвь, но прежде чем опустить ее окинул величественным взглядом окружающее. Кате отчего-то показалось, что он в единый миг охватил своим внутренним взором весь простор бытия, успев при этом заглянуть в самые дальние края Мироздания и обследовать там каждый потаенный уголок. Его брови в удивлении вскинулись, и звучный голос промолвил:
– А почему тот не с этими?
Старые недоуменно переглянулись. Самая уважаемая из них, огромная, как гора, птица Рарог откашлялась, прочищая горло, и смущенно ответила: