– Всевышний, уверяю, все, кто здесь был, низвергнуты.
Род покачал головой и сказал:
– Низвергнуты лишь те, кто был видим. А хитрец, отступившийся от своего слова, тот, кто все время тщательно скрывался и исподтишка подзуживал остальных, нет.
Рарог вскинула голову и, кося внимательным взглядом, завертела ею из стороны в сторону, что очень походило на движения обеспокоенной курицы. При этом ее горло завибрировало и издало звук, напоминающий громкое рассерженное квохтанье. Вдруг она замерла и нацелила свой огромный загнутый клюв на один из сугробов. Тот затрясся, зашелся мелкой дрожью и прямо на глазах стал уменьшаться в размерах, будто кто-то внутри него стал поспешно зарываться в землю. Рарог проворно клюнула то место, потом еще раз и еще. Сначала вверх взметнулись обильные хлопья снега, затем в разные стороны полетели куски мерзлой почвы. Клюв погружался все глубже, пока, наконец, приглушенный толщей земли не послышался преисполненный отчаяния вопль:
– Не смей меня трогать, окаянная птица! Не смей!
Рарог вскинула голову. В ее клюве, прихваченное за ворот золотых одежд, виднелось отталкивающего вида безбровое существо, голый череп которого облегал обруч из крупных самоцветных каменьев. Оно бессильно, как марионетка с оборванными нитями, болталось в воздухе, но уже не вопило, а лишь жалобно причитало:
– И в воду кидать, тоже не смей. Она жуть, какая холодная. Б-р-р!
Гигантская птица вопросительно посмотрела на Рода. Тот, молча, указал взглядом. Рарог распахнула клюв, и Озем с воплем полетел в воду. Не успел поднятый им фонтан брызг опасть, как Всевышний решительно ударил ветвью оземь, и полынья тут же затворилась, покрывшись толстым слоем льда.
– Вот и славно, – заключил он, – все согласно уговору, нарушать который не в праве никто.
Старец повернулся к Кате и с улыбкой произнес:
– Ну и что ты, спасительница, так скромно в сторонке стоишь? Подойди. Дай обниму тебя от всех нас, от всего Мира благодарного.
Девочка приблизилась. Старые вновь поклонились, но теперь уже ей. Как показалось, с не меньшим уважением, чем до того Роду.
– Вот мы и снова свиделись, – тихо сказал старец, привлекая ее к себе и ласково поглаживая по спине.
Кате вспомнилась их первая встреча на вершине Мирового дерева, и ее тут же окутало необыкновенным теплом, как и тогда среди вскипающей зелени необъятной кроны.
– Я уж испугалась, думала, вы вовсе не явитесь, – с облегчением вздохнула она.
– Видишь, в последние минуты, но все же поспели, – промолвил Род. – Если бы тебе Истока коснуться удалось, он зазвучал бы во всеуслышание, и звук сразу до нас докатился. А так, пока твое отраженное дыхание воспарило, к небесам взошло, частично рассеявшись, много времени миновало.
– Все из-за того, что я никак понять не могла, он это или нет, – виновато сказала девочка. – Вот и хотела его дыханием отогреть, чтобы зазвучал, как следует.
– Ну, не переживай, не переживай, – стал успокаивать ее старец. – Замечательно все получилось. Нечисть канула, как ей и предписано, ее чары рассеялись, и Время продолжило свой ход.
Словно в подтверждение его слов изнутри старой мельницы явственно донеслись звуки знакомого журчания.
– Простите, – обратилась к нему Катя, – я так и не поняла. Это Время избрало мельницу, как и часы в нашем доме, чтобы через нее в Мир втекать? Или мельница сама черпает его из глубин Мироздания?
Род рассмеялся, потрепал ее по плечу и сказал:
– Это такой же неразрешимый вопрос, как о курице и яйце. Что раньше на свет появилось? Даже я на него не отвечу. Да и неважно это. Важно другое: пока существует Мельница, Время течет. Главное, что нечисти его остановить не удалось.
Девочка взглянула на деревянное строение с колесом, на свежий лед затянувшейся полыньи и спросила:
– А вы точно нечисть всю до единой утопили?
– Зачем же «утопили»? – удивился Род. – Просто, как и предписано законом, отправили сквозь воду в ее темный подземный мир. Пусть там и пребывает до поры.
– Всевышний, – вступила в разговор птица Рарог, – дозволь слово молвить. Как после этих безобразий с праздниками быть? Может, отменить изволишь, чтобы подобное впредь не повторилось?
– Отменить? – переспросил старец.
Наверное, он не ожидал такого вопроса, потому что замолчал, слегка сдвинул брови и задумался. А после недолгой паузы рассудительно промолвил:
– Люди за долгие века к Святочным дням привыкли, готовятся к ним от души, празднуют, ликуют. Супруга моя разлюбезная, Мать-Сыра Земля, взирает на это с небесных высот и от счастья светится, всякий раз вспоминает, как долгожданный первенец народился. За что же их всех удовольствия лишать? Они ни в чем неповинны. Нет, отменять не будем. Лишь меры обязательно примем, чтобы больше никто к Истоку и близко не подобрался. Схороним его надежно.