Катя с удивлением огляделась. Разве такое быть может?! Но получалось, может. Между плотно уложенного столетия назад известняка было совершенно не тесно, словно камни в этот миг сдвинулись и высвободили пространство специально для нее. При этом, как казалось, они слегка вибрировали, будто внутри них клокотала какая-то мощная скрытая энергия. Кругом витали едва слышные, но, тем не менее, отчетливо различимые звуки. Вон старческой походкой зашаркали шлепанцы со стоптанными задниками, вот радостно протараторили новенькие детские сандалики, подаренные ко дню рождения. Наплывали и тут же оттекали голоса, ведшие неспешные разговоры за круглым столом под ровным светом оранжевого абажура с кисеей. Гудела печь, свистел самовар, постукивал фарфор чашек, позвякивало серебро столовых приборов. Стены жили своей обыденной жизнью, трепетно храня в себе память о каждом из предыдущих жильцов.
В этом все старинные дома между собой схожи. Они много о чем могут поведать. Только не громко, не во всеуслышание, а тихо, проникновенно. И лишь тому, чье сердце готово этому внимать.
Катя стояла и посматривала по сторонам, ожидая, что же произойдет дальше. Но пока ничего особенного не происходило. Всюду лишь высились стены, которые, словно радуясь долгожданной гостье, щедро делились с ней доброй энергетикой, впитанной от предшествующих поколений. Тут она сообразила, что вокруг почему-то все достаточно хорошо видно и подняла голову. Над ней палитрой цветов сиял какой-то прозрачный проем, походивший на узкое вертикальное окно. Только девочка остановила на нем свой взгляд, как тесаные камни кладки зашевелились, поползли и выстроились уходящей вверх удобной лестницей. Не колеблясь ни секунды, она взошла на первую ступень и … очутилась в комнате!
В лицо тут же пахнуло плотным теплом печи, настоянном на густом аромате свежей хвои. За спиной раздался легкий скрип, заставивший Катю обернуться. Застекленная дверца старинных напольных часов с легким стуком сама собой затворилась. Висящий на ней маленький бронзовый крючок крутнулся и, негромко щелкнув, вошел в петельку, надежно замкнув проход, через который она только что явилась. Девочка покосилась на него и подумала:
«Мог бы так плотно и не закрывать. Я больше сюда ступать не собираюсь. Мне и без того всей этой путаницы с входами, выходами за глаза хватило».
Электрическая гирлянда елки ярко сияла, хотя Катя четко помнила, что выходила из комнаты в полной темноте. Кто ее включил и когда, было непонятно. И, главное, зачем? Чтобы указать путь к возвращению? На пушистых ветвях по-прежнему висели игрушки. Но в их застывших позах чувствовалась какая-то необычность. Девочка пригляделась. По раздутым донельзя щекам, плотно сжатым ртам и выпученным глазам можно было предположить, что они едва сдерживаются, чтобы не выплеснуть распиравшие их восторженные эмоции. Наконец, рыжеволосый клоун не выдержал, растянул в улыбке свой яркий от уха до уха рот и скосил взгляд на висевший под вершинкой будильник. Тот сверкнул круглыми желтыми боками, чуть вздрогнул и без труда передвинул нарисованную стрелку еще на одно деление. Игрушки сразу принялись раскачиваться, словно радостно запрыгали на своих местах. Тут по комнате пробежал легкий ветерок. Катя посмотрела на циферблат часов. Его местами облупившаяся поверхность занялась крутящимся вихревым потоком, из которого постепенно начал проступать лик Числобога. Он тряхнул своими пышными усами, благодарно склонился и пропал.
С кухни донеслось позвякивание дужек поставленных на пол ведер. Послышались легкие шаги, створ двери приоткрылся, и в комнату осторожно заглянула бабушка. Увидев бодрствующую внучку, она покачала головой и озабоченно произнесла:
– Как ни старалась не шуметь, вижу, все-таки тебя разбудила. Говорила же вчера, в дальней спальне надо было ложиться.
– Ой, что ты, нет! – воскликнула Катя. – Я сама проснулась!
Бабушка взглянула на елку и понимающе кивнула.
– Вижу, не терпится тебе елочкой налюбоваться, – сказала она. – Вон даже гирлянду включила.
– Ага, – нашлась девочка. – Думала, тебе, когда она из окна светит, возвращаться веселее будет.
– Что правда, то правда, – согласилась бабушка. – Еще и дорогу ближе к дому лучше видно стало. До того шла в темноте, все поскользнуться боялась. Какие-то безобразники ее ночью так накатали, лед сплошной!