– Я думала, они заодно, – удивленно сказала девочка.
– Куда там! – махнул рукой Баюн. – Постоянно так соперничают, только держись!
– А вы? – поинтересовалась Катя.
– А что мы? – затряс гривой Яр. – Мы – подневольные. Что прикажут, то и делали.
– Тогда, если вам делить нечего, давайте миритесь! – бодро заключила Катя. – А то глаза друг на друга не поднимаете! Все, мир! На веки вечные!
– И то, правда! – оживился кот и обратился к коню. – Ты уж прости, что я в прошлый раз тебя так когтями хватанул.
– Да ладно, все зажило вскорости, – ответил Яр. – И ты не взыщи, что лягнуть пришлось.
– Пустое! – хмыкнул Баюн. – Столько лет прошло, и вспоминать незачем.
Восстановив, таким образом, отношения, все трое вышли из леса и бодро двинулись к деревеньке. Во время пути Баюн, нет-нет, с тревогой поглядывал в сторону приближающихся домов. Уловив его настроение, Катя сказала:
– Ты не беспокойся. Я всем расскажу, что эти страсти про тебя Яга выдумала. А сам ты – хороший, добрый и заботливый.
Вскоре они подошли к околице, довольно высокой, опоясывающей селище изгороди. Каждая ее часть, расположенная между вбитыми в землю толстыми столбами и называемая «прясло», состояла из плотно подогнанных друг к другу прочных жердей, призванных надежно защитить от дикого зверя или непрошеных гостей.
Путники остановились перед замкнутыми воротами, сколоченными из массивных дубовых тесин. Катя подошла и вежливо постучала. В ответ с другой стороны послышалось раздраженное ворчание.
– Опять чертей нелегкая принесла! Совсем распоясались! – прозвучал густой мужской голос, и одна из тяжелых створок натужно приоткрылась.
В образовавшуюся щель, стараясь закрыть собой проход, с трудом протиснулся здоровенный дядька, который крепко сжимал в руках ослоп, внушительных размеров тяжелую дубину с утолщением на конце. Внимательно ощупав взглядом пришедших и убедившись, что они – не черти, он приоткрыл полотно чуть шире и кивнул: входите, мол. Те робко вошли. Задвинув засов, встречавший еще раз оглядел друзей и, как показалось, несколько смягчился. Его заросшее густой бородой лицо подобрело, и он, будто извиняясь за свою прежнюю суровость, проговорил:
– Вот, вишь, повадились. Занятия у ним другого нет. Почитай, каждый день под воротами вьются. То бы им водицы испить, от жажды помирают. То – хлебушка ломтик, с голоду пухнут. То – то, то – се. А сами так и норовят внутрь просочиться, чтобы напакостить. Тут намедни один совсем обнаглел: дыру в изгороди проделал и у Марфы всех кур распугал.
– Ну, погодите! – погрозил он увесистым кулаком в сторону леса. – Ужо терпение лопнет, найдем проход через черту, всех разнесем в пух и прах, чтобы впредь неповадно было!
Потом обернулся и крикнул:
– Эй, старшина! – при этом сделав ударение на букву «и». – Выйди-ка на минутку! Гости к нам!
Из самого высокого дома, что располагался в середине улицы, неспешно и чуть вразвалку вышел мужчина.
– Что ж, мы гостям всегда рады, – с улыбкой проговорил он.
Катя взглянула на него и обомлела. Ростом и статью он существенно превосходил того, кто им открыл ворота. Хотя при входе казалось, что никого мощнее уже и быть не может.
– Михайло Потапыч меня звать, – представился подошедший.
– А меня – Катя, – сказала в ответ девочка. – Это – мои друзья. Конь Яр и кот Баюн. Они долго в плену были. Один – у Кощея, другой – у Яги. Мало того, что их там мучили, жаждой и голодом морили, Яга еще про кота всякие гадости навыдумывала. Вы им не верьте, пожалуйста.
– Ух, ты, в плену?! У этих злодеев?! Чтоб им пусто было! – воскликнул Михайло Потапыч и добавил. – Мы слухам не верим. Мы делу верим. Так что не волнуйся. Верно говорю, Степан? – обратился он к мужчине с ослопом.
Тот согласно кивнул.
Обернувшись к коню и коту, он добавил:
– Милости прошу к моему двору. Проходите, располагайтесь.
Затем своей огромной ладонью он нежно погладил девочку по плечу и произнес:
– А ты сама реши, что тебе милее. Хочешь, во дворе в теньке отдохни с дороги. А коли силы есть, с ребятками пока поиграй до обеденного часа. Скоро вечерять будем.
К этому времени вокруг них уже собралась приличная толпа ребятни. Девочки были одеты в длинные легкие сарафаны и с повязанными на головах платками. Концы каждого перехлестывались под подбородком и завязывались сзади на шее, оставляя открытым лишь лицо. Мальчики были в просторных рубахах и плотно надвинутых на уши шапках. Как, впрочем, и Михайло со Степаном.
«Что это они все так головы укутали? Жарко ведь», – удивленно подумала Катя.