«Хорошая семья, большая и дружная, – подумала Катя. – Только странно, и за столом с покрытыми головами почему-то сидят».
Когда гостья уселась на предложенное место, хозяин обратился к жене:
– Ну, Марфа, угощай.
Стол был заставлен глиняными расписными мисками и горшками, полными немудрящей, но вкусной и сытной снеди. Здесь была и рыба, жаренная и вареная, и каша, и пареная репа, и, конечно же, свежевыпеченный хлеб, мед и всевозможные ягоды. Ели, не спеша и в полной тишине, как и подобает добропорядочному семейству. Правда, однажды мальчишки ни с того, ни с сего принялись, было, шутливо подталкивать друг друга и хихикать. Но стоило отцу взглянуть на них, как они тут же угомонились, и ужин вернулся в свое благопристойное русло.
После трапезы вышли наружу. Михайло Потапыч проверил, вдоволь ли дали овса Яру и рыбы Баюну, а потом присел на ступенях крыльца. Катя заняла место рядом.
Закатное солнце, скрывшись за горизонт, прощально вскинуло в небо алую ладонь своих лучей. В воздухе радостно подрагивали облачка мошкары. С реки доносился плеск разыгравшейся рыбы. От леса наползали прозрачные сумерки.
– Хорошо тут у вас! – любуясь окружающим пейзажем, произнесла девочка.
– Да, места замечательные, – согласился Михайло. – Их наши далекие предки облюбовали, когда сюда пришли. Так народ Берендеев здесь и обосновался. А до того, сказывают, веками в лесах жил, с медведями в родстве состоял.
«Ну, понятно, – улыбнулась про себя Катя. – В древности почти все народы мира верили, что с кем-нибудь в родстве состоят. С растениями, рыбами, птицами, животными. Такое, кажется, тотемизм называется. Эти тоже верят. И пусть. Медведь – хороший зверь».
– А ты как сюда забрела? – поинтересовался хозяин.
– Речку одну ищу, – ответила девочка. – Она журчит по-особенному.
– Да? – вскинул брови Михайло. – Тогда тебе нашу послушать надо. Она, будто переливчатыми колокольчиками позванивает. Мелодично так. Правда, в последнее время все реже и глуше почему-то, точно в трясине какой вязнет. Вот все улягутся, тишина наступит, ты и прислушайся. Может, повезет сегодня, услышишь и сравнишь с тем, что разыскиваешь.
С этими словами он поднялся и вошел в дом. Катя же, снедаемая нетерпением, уселась поудобнее, прислонилась к точеному столбу крыльца и принялась ждать.
Время неспешно текло. Темнота постепенно сгущалась, все шире расстилая свое уютное сонное покрывало. Девочка осоловело поглядывала по сторонам, стараясь не уснуть. Вдруг трава рядом с рукомойником будто зашевелилась. Катя, насколько было возможно, вгляделась. Как показалось, что-то маленькое, лохматое и черное, прячась под стебельками, стремительно засеменило к околице в сторону леса. Девочка затрясла головой, чтобы придти в себя и вновь посмотрела на то место.
«Да нет, все вроде нормально, – подумала она. – Привиделось, наверное».
Ночь перевалила за половину. В воздухе не возникало никаких звуков, и Катя не заметила, как начала задремывать. Неожиданно откуда-то сверху раздался громкий скрип. Девочка распахнула глаза и вскинула голову. Деревянное изображение медвежьей головы на коньке крыши, напряженно всматриваясь вдаль, натужно ворочалось из стороны в сторону. От этого охлупень подобно позвоночнику кривился из стороны в сторону, а покрывавшие скаты тесины набегали одна на другую, терлись и издавали бередящий сухой скрежет.
Окно светелки тут же со стуком распахнулось, и в него выглянул Михайло. Он слегка повернул голову, чуть приподнял один край шапки и начал внимательно вслушиваться. Потом, словно проверяя себя, вытянул голову вперед и стал принюхиваться. Это выглядело более чем странно. Как и шапка на его голове.
«Он что ли ее тут же надел, когда с кровати вскакивал? Или не снимал вовсе?», – мелькнула у девочки удивленная мысль.
Но дальше пуститься в размышления по поводу уместности хозяйского головного убора не представилось возможным, поскольку Михайло высунулся из окна по пояс и громко закричал:
– Ворота – настежь! Борону – наружу! Быстрее, быстрее!
С этими словами он отпрянул от окна и ринулся вниз.
Селение вмиг пришло в движение. Захлопали двери, заскрипели под тяжестью шагов ступени. Народ высыпал на улицу от мала до велика. Дуняша стояла посреди двора, терла заспанные глаза кулачками и растерянно озиралась по сторонам. Наверное, видела такой переполох впервые.