Выбрать главу

Ирина Каренина

МЕЛЬНИЧКА

* * *
Мели-мели, моя мельничка! Горе и радость, муку и муку, Мели-мели, моя мельничка! Любовь и обиду, все злые сказки.
Скрипи-скрипи, моя мельничка! Будут петь с тобой и река, и ветер. А всего-то — в продутом насквозь сердце — Золотой жернов да черные хлопья.
Набегут воители с длинными копьями — Воевать мою мельничку, кричать: «Великанша!» А всего-то что — деревянные крылья… Деревянные крылья летать не могут.
* * *
С мышиным запахом цикуты Смешался терпкий виноград. О, выпускник Литинститута, Твой идеал, твой друг Сократ Себя приносит в жертву вере, А ты, забыт и одинок, В себе и в жизни не уверен И слезно комкаешь платок.
Прекраснодушный теоретик, За что Учитель шел на смерть? В бессмертие пробить билетик — Ведь это надо же посметь! «Но, может, есть пути иные…» — Ты шепчешь. Друг, иных уж нет, И нервы наши не стальные, И впору возвращать билет.
В дверях не создавая давку, Сойти, уйти себе домой, Открыть, там, овощную лавку — И вот вам воля и покой, Вот яблоки, а вот арбузы: Чудесно! «Хорошо, не влип. И что мне ваши Сиракузы, И Фермопилы, и Олимп…».
* * *
…Потому что я как я Ничего от вас не жажду, Рот сжимая в треугольник, Я о главном промолчу. «Хиросима жизнь твоя», — Гавриил трубит бумажный. — Только дунь — и ты покойник! — — Нет, не надо, не хочу, — Говорит. — Хоть и беда Ходит-бродит волком-рядом, Белых крыльев ты моих, Словно бабочке, не рви, А лети со мной туда, Где тебе уже не надо От любимых и чужих Ни печали, ни любви.
Романс
Поговори со мной немного, Поговори, поговори… На сердце — дальняя дорога, Король бубновый, фонари,
И насмерть сбывшиеся строки, И все, что знаю наперед. Поговори со мной о Боге, Творящем вечность из пустот,
О том, как сквозь беду и грохот Растет в нас нежность изнутри… Поговори со мной, мне плохо. Поговори, поговори…
* * *
…Все это ничего не значит, И ангел мой в окне маячит, Горит, горит моя звезда, Текут медлительные стансы, Белогвардейские романсы Отпеты раз и навсегда.
И жизнь, не глядя на погоду, Идет в любое время года, И горечь, как портвейн, суха, Хотя пьянит не хуже водки… И петербургские колодки Конвойно-строгого стиха.
* * *
Переболею — и кончится, и уйдет Вместе с простудой мутная пустота. Лед на моих ладонях, и в горле лед, Сердце и то — расколотый кубик льда.
Переболею — и выживу, не умру, Заново буду учиться — любить, дышать… Все, что забыла, вспомню и вновь сотру, Выдам на растерзание карандашам,
Выпотрошу (пусть томит и зовет тоску), Выпишу в столбик — и тут-то ему хана: Все, что угодно, идет на прокорм стиху, В топку души — на вечные времена,
Где кочегарит Бог, где немой пожар — Только затем, чтобы в ночь выкликать слова. Переболею — утихнут озноб и жар. Буду жива.
* * *
Бессонница и невралгия. Сплошные ливни, ветер, тьма. Пусть любят Вас теперь другие И счастливо идут с ума.
Мой сигаретный облак легкий Плывет в промозглое окно. И затемнения — не в легких, А в бытии — оно больно.
Троллейбус первый и последний Скользит, не вывезет на свет. И нету в мире безбилетней Меня, и сокрушенней нет.
* * *
Доверяйте любимых разлуке, И печали, и боли любой, Обнимайте незримые руки, Пламя тихое рядом с собой,
Отпускайте их в вечное горе, Не зовите из дали и тьмы: На космическом черном просторе Никогда не увидимся мы.