— Это весьма отрадный факт. Остается только мечтать, чтобы там была учреждена архиерейская кафедра и у нас бы появился епископ — Комсомольский и Амурский.
Некоторое время тому назад существовала такая практика. Если священнослужитель какого-нибудь московского храма серьезно провинится, его немедленно переводили в один из приходов области, т.е. под омофор Митрополита Крутицкого и Коломенского. Некий шутник в свое время пытался придать этому даже канонический вид и предлагал очередному собору принять такое правило:
"Аще клирик Царствующего града Москвы впадет в блуд, в чревоугодие или в иной смертный грех, да будет извержен в епархию Крутицкую и Коломенскую".
В свое время возникли, да и теперь еще продолжаются споры о том, следует ли перевести богослужение со славянского языка на русский. Один из противников перевода так сформулировал самую суть проблемы:
— А как этот перевод осуществить? "Отверзу уста моя и наполнятся духа..." Значит, придется петь так: "Открою рот и наполнится воздухом"?
Много лет тому назад в Ярославле произошла такая забавная история. Некий чудаковатый батюшка пошел в день выборов отдать свой голос. Он был в облачении и при нем был прислужник в стихаре. Прежде чем получить бюллетень, батюшка окропил урну и все вокруг святой водой.
Члены избирательной комиссии буквально зашлись от гнева:
— Вы нам тут все осквернили!
(Реплика, не оставляющая никаких сомнений в том, что выборы в те времена были отнюдь не формальностью, а носили ритуальный, идолослужебный характер.)
Священника этого немедленно вызвали к уполномоченному, и он навсегда был лишен регистрации. Когда я служил в Ярославской епархии, я его видел — места ему так и не дали, и он кормился тем, что нелегально крестил детей в частных домах.
Тому, что "атеистический марксизм" по существу является некоей "псевдорелигией", можно привести великое множество свидетельств. Ну, например, такое. В Московском университете на механико-математическом факультете преподаватель марксистской философии однажды обратился к своим студентам со следующими словами укоризны:
— Вот вы все тут комсомольцы... А вот была недавно Пасха, так каждый из вас наверняка и крашеные яйца ел, и кулича попробовал...
С точки зрения этого "марксиста", потребляя то, что освящено в Церкви, комсомолец "оскверняется".
А вы обращали когда-нибудь внимание на самую конструкцию слова "комсомолец"? Мы все к нему настолько привыкли, что не задумываемся об этом... Но мне известен случай, как маленькая девочка из христианской семьи спросила свою маму:
— А комсомольцы — кому они молятся?
В Данилове мне в свое время рассказали о таком случае. В ближайшем к городу совхозе была доярка, местная "рекордсменка", награжденная орденом и не сколькими медалями. Но при этом женщина она была истово верующая и регулярно посещала храм. А тут, как на грех, у них в совхозе появился новый секретарь партийной организации, у которого усердие было не по разуму. И вот он взялся за перевоспитание этой доярки. Однако же никакие доводы его не помогали — женщина стояла на своем, от веры не отрекалась. И наконец "парткомыч" прибег к такому решительному аргументу:
— Вот подумай: советская власть тебя наградила орденом и медалями, а ты эти награды позоришь — ходишь в церковь.
Доярка молча вышла из кабинета, через несколько минут появилась снова, швырнула все свои награды на письменный стол секретаря и так же молча удалилась...
Секретаря этого, конечно, тут же сняли, а доярку еще долго уговаривали принять награды обратно.
Директор школы в большом украинском селе узнал, что некий житель не только сам посещает храм, но и водит туда своих детей. Он пригласил верующего к себе в кабинет для доверительного разговора.
— Что же это получается? — начал директор. — Все у нас плывут по течению, а вы один — против течения?
— А по течению только мусор плывет, — отвечал христианин.
На том разговор и кончился.
Мой знакомый, протоиерей Василий Б., был призван в армию еще когда учился в семинарии, будучи в диаконском сане. В числе нескольких сотен прочих призывников его привезли в Таллин, к месту "прохождения службы". Новобранцы толпились в огромном дворе, как вдруг из репродукторов послышался начальственный голос:
— Рядовому Б. срочно явиться в штаб.
Отец Василий отыскал штаб и обнаружил там несколько офицеров, которые сидели за столом.
— Рядовой Б. по вашему приказанию прибыл.
— Вольно, — сказали ему.
— Так... Ты на каких музыкальных инструментах играешь?
— Да вот, — отвечал он, — бренчал когда-то на балалайке...
— А ты не врешь? В армии надо говорить правду.
— Я не вру... Больше я ни на чем не играл...
— Нам все про тебя известно. Вот твои документы, тут написано, что ты окончил два класса духовной семинарии.
— Но ведь это не духовная, а духовая семинария. У нас духовенство готовят.
— Так ты что же — поп?!
— Нет, я — диакон.
— Пошел вон отсюда!
Другой батюшка, когда-то служивший на Кубани, передавал мне свой разговор с местным военкомом. Майор его спросил:
— А что же тебе в военном билете писать? Какая же у тебя профессия?
— Нам обычно пишут: священнослужитель.
— Так. А ты семинарию кончил?
— Нет, меня так посвятили в священный сан.
— Ну, раз ты семинарию не кончил, я тебе не напишу "священнослужитель". Я тебе напишу просто: служащий.
Мне известны и более курьезные свидетельства совершенной отчужденности советского общества от Церкви. Некий батюшка служил в Московской епархии, где-то недалеко от города Клина. Ему предстояло очередное награждение, его должны были возве сти в протоиерейский сан. Незадолго до Пасхи ему принесли телеграмму из епархиального управления. На бланке, который священнику вручил почтальон, было напечатано буквально следующее:
"Вам надлежит прибыть для возведения в сан п р о т и в е в р е я".
У наших бюрократов, да и вообще у всех "советских людей" было о нас, клириках, вполне устойчивое мнение: это или жулик, или ненормальный. В этой связи мне вспоминается разговор между московским уполномоченным Плехановым и отцом А.Б., который до семинарии был генетиком, кандидатом биологических наук. Выдавая ему справку о регистрации, Плеханов глядел на него с изумлением и сказал:
— Как же так? Вы — кандидат наук, генетик, и вдруг становитесь служителем Церкви?
На это отец А. отвечал:
— А вы разве никогда не слышали, что основатель генетики был священником и даже настоятелем монастыря?
(Он имел в виду Г.И.Менделя.)
Отношение к священнослужителям, как к людям весьма подозрительным, я почувствовал на собственной шкуре с самых первых шагов на этом поприще. Никогда не забуду свое прибытие к месту служения — дальнее село, двадцать шесть километров проселочной дороги от районного центра — Данилова. Был 1980 год, самый конец апреля. По обочинам и в лесу еще кое-где лежал снег. Первых несколько верст мне посчастливилось проехать на попутном тракторе. Далее я месил грязь резиновыми сапогами...
Дорога проходит через большое село — Спас. Там меня заметил мужик, который чинил забор у своего дома. Он внимательно посмотрел на мою фигуру и сказал:
— А ты не в Горинское идешь, сменить отца Ивана?
Я подтвердил это.
Надо сказать, что тоску навевала не только распутица, не радовали и названия селений, через которые приходилось идти — Стонятино, Скулепово... Да и само Горинское — место, где мне предстояло служить.
После краткого моего диалога с мужиком я едва ли прошел километра полтора — меня нагнал грузовик, в кузове над кабиной возвышалась гренадерская фигура участкового в милицейской форме. Я был решительно остановлен, поднят в тот же кузов и доставлен в Горинский сельсовет. Там долго и внимательно изучали мой паспорт и указ Митрополита Иоанна о назначении на этот приход.