— А может, тебя потрясло то, что я разгадал твои грязные уловки? Иначе и не назовешь: грязные уловки расчетливой, мерзкой интриганки! Ты решила подстраховаться, да? Если Монкфорд даст тебе отставку, то останусь я. Надеялась, что из двух любовников хоть один непременно даст себя заарканить! — Норман ударил кулаком по столу с такой силой, что пресс-папье едва не слетело на пол. — Вот так бы и задушил тебя!
— Почему? Гордость задета? — Линн часто-часто заморгала, сдерживая подступившие к глазам слезы. — По-твоему, я интриганка?
— Станешь отрицать?
— Зачем? Ты говоришь, я тебя бессовестно использовала, но ведь и ты во мне видел игрушку, не более! Заниматься любовью — это всегда пожалуйста, а от серьезных обязательств увольте! Раз уж в правдоискатели записался, так не лицемерь хотя бы перед собою! Сознайся, что бросил бы меня, не моргнув и глазом, как только наши отношения тебе бы прискучили!
Щеки Линн горели, голос срывался на крик. Благодарение Богу, дверь в кабинет была плотно закрыта. Ведь некоторых хлебом не корми, дай сунуть нос в чужую личную жизнь… Недолгий роман тщательно скрывался от посторонних глаз, так что сегодняшний скандал оказался бы манной небесной для офисных сплетников!
— А когда ты решила втянуть в игру меня? — Норман нервно постучал ручкой по столу. — Когда впервые поглядела в мою сторону? По возвращении из отпуска? Или раньше?
— Не глупи, — прошептала Линн.
На лбу у нее поблескивали капельки испарины, словно молодая женщина только что пробежала марафонскую дистанцию.
— Ты охотилась за Реймондом? Или за мной?
Норман хищно сощурился, и секретарша потупилась, не в силах выдержать его взгляда. Разумеется, он решил, что Линн сгорает со стыда.
Но поскольку оправдываться Линн было не в чем, а открыть правду она не могла, то и покорилась судьбе, даже не пытаясь отстаивать собственное достоинство. День этот, хоть и кажется вечностью, однако все-таки ограничен временными рамками и рано или поздно закончится. Маленькое, а все-таки утешение…
— Ты никак не могла забыть, в какой ресторан я иду, — саркастически заметил Норман. — На тебя это не похоже. Может, ты рассчитывала на то, что я увижу тебя с кавалером и потеряю голову от страсти? Так?
— Ты глубоко ошибаешься. — В голосе ее звучала неподдельная искренность, и Норман побагровел от гнева. — Послушай, я пойду, ладно?
— Никуда ты не пойдешь! — рявкнул директор агентства с таким возмущением, словно капризная секретарша затребовала билет на Луну. — Я еще не кончил! Ты не переступишь порога моего кабинета до тех пор, пока не объяснишь все до последней мелочи! Пока не выложишь всю подоплеку гнусной интриги!
— Силой ты меня не удержишь! — запротестовала Линн, но как-то не слишком убедительно.
Странно, что он до сих пор не догадался о своей власти над секретаршей по одному-единственному факту: если бы Норман и впрямь ничего для нее не значил, она бы просто развернулась и ушла. Как можно закрывать глаза на очевидное?
— Где кончается ложь и где начинается правда?
Стороннему наблюдателю вполне могло показаться, что директор агентства образумился. Голос его теперь звучал ровно. Но лицо, обратившееся в маску, лишний раз доказывало: спокойствие это — мнимое.
— Твоя мать и в самом деле умерла? — осведомился Норман подчеркнуто любезно. — Ты и в самом деле жила в том коттедже? Или все это — часть имиджа простодушной провинциалочки?
Линн судорожно вцепилась в подлокотники кресла.
— Да как ты смеешь думать, будто я солгала о матери? — еле слышно прошептала она.
Норман пропустил вопрос мимо ушей.
— И ты действительно вот уже несколько лет живешь этакой целомудренной весталкой? Или этот маленький штрих рассчитан специально на меня?
— Я не обязана отвечать на твои вопросы!
Линн чувствовала, что теряет сознание: поток нелепых обвинений причинял невыносимую боль, но встать и уйти… навсегда уйти из жизни Нормана Дейла недоставало сил. Неужели они и впрямь расстанутся? Не лучше ли сознаться во всем, сказать Норману о своей любви, положить конец нелепому спектаклю?
Но одна эта мысль внушала панический страх. Ведь, открыв правду, она окажется всецело во власти человека, который чужд милосердию… Кроме того, не поздно ли каяться? Шеф, чего доброго, усмотрит в признании очередную уловку опытной интриганки. Мосты сожжены, стоит ли их восстанавливать? К прошлому возврата нет.
— Больше всего на свете я ненавижу… знаешь кого?
Понимая, что вопрос риторический, Линн даже не попыталась сформулировать ответ. Она нервно откинула прядь со лба и подняла взгляд.