— Нет, всего-навсего смотрю телевизор. А по профессии я — преподаватель английского языка.
Снизу послышался грохот. Затем мужским голосом проорали:
— Эй, на каком этаже сидите?
— Точно не знаем, не ниже пятого! — крикнула в ответ Ирина.
— Ждите. Сейчас буду!
Мастер так и не появился, зато кабина поехала вверх и вскоре остановилась. Двери раздвинулись.
— Скорей вылезаем, Ирина! — вытолкал ее на площадку Давид. — Пока этот агрегат не передумал и снова не застрял.
Остановились они на пятом этаже, который им и требовался.
— Спасибо за компанию, — церемонно поклонился он.
— Не за что.
— Как это не за что! Без вас мне было бы совсем плохо!
— Мне тоже, — призналась она. — Так что, взаимно.
Давид надавил на звонок Настиной квартиры. Ирина тем временем отомкнула дверь, ведущую в общий коридор.
— Дочки вашей, похоже, еще нет. У вас есть ключи от ее квартиры?
— Да нет, — растерянно произнес он.
— Тогда идемте ко мне, подождете, пока придет.
Давид смутился.
— Как-то неудобно получается. У вас наверняка дела…
— Под дверью стоять, уверяю вас, еще неудобнее, — начала уговаривать его Ирина, — неизвестно еще, сколько она сквозь пробки пробиваться будет! А вы у меня пока отдохнете, кофейку вам сварю. Тем более мы с вами стресс пережили. Можно сказать, в плену побывали.
— Ага! У искусственного разума, — улыбнулся он. — Знаете, звякну еще раз Насте. Если она еще далеко, с удовольствием приму ваше предложение.
Выяснилось, что Настя далеко, пытается объехать какую-то аварию.
— Возможно, ей еще час добираться до дому, — с расстроенным видом сообщил Ирине Давид.
— Вот и посидите у меня.
— Вы уверены, что я не нарушаю ваших планов? Или планов вашей семьи? — по-прежнему смущался он.
— Вся моя семья — это я, — развела руками Ирина. — А план у меня на сегодня был один, если честно. Телевизор посмотреть или книжку почитать.
— Не знаю уж, какую книжку вы сейчас читаете, но с телевизором я, пожалуй, смогу конкурировать, — хмыкнул он.
Тем более и вас по нему иногда показывают, — в тон ему проговорила Ирина. — Представляете, я потом стану хвастаться подругам, что у меня пил кофе сам Марлинский!
Она распахнула дверь. Они вошли в прихожую.
— Ирина, вы преувеличиваете мою знаменитость. Я все же классический пианист, а не поп-звезда.
— Ну и что, — вешая плащ, возразила она. — Ростропович тоже классический виолончелист, а его знают не меньше, чем поп-звезду. И Спивакова тоже.
Давид тоже повесил свой плащ на крючок и пристроил в углу сумку.
— Боюсь, народные массы Киркорова знают гораздо лучше.
— Завидуете? — лукаво глянула на него Ирина.
— В чем-то, бесспорно, да, — кивнул Давид. — Если бы так же слушали настоящую музыку…
— Ну вам-то вроде грех жаловаться. Полные залы по всему миру собираете.
— И все равно, наше искусство волей-неволей приходится признать элитарным. И объем залов у нас не тот. Согласитесь, Ирина, даже Карнеги-Холл — это не спортивный стадион.
— Ну и попса теперь уже стадионы редко собирает, — сказала Ирина.
— Да, но слушают все равно в основном ее. Не важно где.
— Согласна. Ну проходите в комнату. Или лучше на кухню?
— Давайте по-московски на кухне, — обрадовался он. — Так редко на родину вырываюсь.
— Ой, вы же после репетиции. Есть, наверное, хотите, — спохватилась она. — Правда, у меня ничего особенного нет.
— Да что вы, что вы! — запротестовал он. — Мало того, что свалился на вас, как снег на голову.
— У меня есть кислые щи с грибами. Могу разогреть!
— Нет, нет, — снова начал отказываться он, однако живот его предательски заурчал.
— Диагноз ясен, — взяла инициативу в свои руки она. — Мойте руки. Никаких отказов не принимаю. Я, между прочим, хозяйка. Могу и обидеться.
— Не рискну вас гневить, — покорно отправился в ванную комнату Давид. — Тем более мне так редко перепадает домашнее.
— Ну вот. А еще отказывались. Правда, возможно, вам не понравится…
Десять минут спустя Марлинский уплетал вторую тарелку щей и заедал их бородинским хлебом. Между очередными двумя ложками произнес:
— А вы еще боялись! Такой вкуснятины с детства не ел. Одно из коронных блюд моей бабушки. Но у вас не хуже. И еще, скажу по секрету, вы меня спасли. У Настеньки в холодильнике, кроме зеленого салата и пророщенной пшеницы, обычно вообще ничего не бывает. Фигуру, видите ли, бережет, а о старом усталом папе не думает.
— Ну конечно, древний старик! — воскликнула Ирина.
— Вот! Даже пококетничать не даете! В ресторан с ней тоже ходить мука. Грызет там свой силос, и самому неудобно что-нибудь более существенное заказывать. Даже когда при ней какую-нибудь рыбку ешь, чувствуешь себя кровопийцей и душегубом. Весь аппетит пропадает. Не понимаю я этого увлечения диетами.