— Король Франции — мой брат, — совладав с собой, спокойно заметила она, — Если же у него не будет детей, то два других брата унаследуют престол. А потом их дети. Ваши шансы ничтожны.
— Ваши тоже. Вы считаете, что Вас защитит семья? — красноречиво продолжал Генрих, — Кем Вы являетесь для них? Вы — предмет, разменная монета. Вы — заложница у братьев.
— Мои братья меня обожают! — воскликнула Маргарита, ошеломлённая такой откровенной наглостью собеседника.
— Братья готовы продать Вас кому угодно за мирный договор, — невозмутимо продолжал Генрих, — И мать с ними заодно.
— Мать меня любит! — горячо возразила Маргарита.
— Она готова продать Вас первому встречному, если ей это будет выгодно! — упорствовал Генрих.
— Мать меня обожает! — твердила она.
— Она ненавидит Вас. И вашего любовника, герцога Гиза. А он использует Вас ради власти и денег, — продолжал Генрих.
— Замолчите! Не смейте! — в сердцах воскликнула Маргарита.
— Да, использует, — повторил Наваррский.
— Я не желаю это слышать! — вскрикнула Марго.
— Отчего же? — Генрих вопросительно посмотрел на жену.
— Замолчите! Так это Господь подсказал вам придти и меня оскорблять? — с упрёком произнесла она.
— Нет, что Вы, Марго, — с жаром ответил Генрих, подойдя совсем близко к жене, проведя рукой по её волосам, — Я пришёл не оскорблять. Я хочу предложить союз. Этот брак для меня спасение, но на какой срок? Помогите мне сегодня, а завтра, благодаря мне, у Вас будет всё.
— Мы же договорились, — вздохнула Маргарита, мягко отстранившись от него, — Вы не придёте сегодня ко мне. Ни сегодня, и никогда.
— Да, это правда, — согласился Генрих, — Мы договорились. Но, дайте мне руку, Марго, — он взял её руку в свою, — Научите меня, я — способный ученик. Ведите меня, я здесь как слепец. Эти коридоры приведут к пропасти, из которой живым мне не выбраться. Ваши братья, наверняка, меня убьют.
— Вы заблуждаетесь, — пыталась уверить его Маргарита, хотя сама не была уже ни в чём уверена.
— Они всё равно убьют меня. А вы станете для них лишь обременительной вдовой, — не останавливался Генрих.
— Мои родственники не желают вам зла, — в пол — голоса произнесла она.
— Вы сильнее их всех. Ваша мать встанет перед вами на колени. Вы станете королевой, Марго, — веско заявил Наваррский.
— Замолчите, — взволнованно прошептала Маргарита, приложив палец к его губам, — Даже разговоры с глазу на глаз могут быть опасны.
Генрих подошёл настолько близко, что она могла слышать его дыхание, и поцеловал молодой женщине руку:
— Наш брак-политический. Пусть таким и будет. Мы лишь пешки в хитросплетении их интриг, так давайте разрушим их планы. Будьте моим союзником! Заключим пакт, тайный пакт! Не будьте мне врагом…
— Замолчите, — чуть слышно вымолвила Маргарита.
— Я вам не враг. Я — ваш друг! Станьте и Вы моим другом, моим союзником. Вы будете моим союзником? — взгляд Наваррского, равно как и его прикосновения, обжигали своей искренностью и проникновенностью.
— Может быть. А теперь уходите. Уходите, — бессильно выдохнула она.
— Ваш брат? Любовник? Или оба вместе? — Генрих указал на дверь кабинета, — Не говорите, я не хочу знать. Если бы вы хотели предать меня, вы бы дали мне договорить. Я не прошу Вас быть мне любовницей, но, вижу, что вы честны со мной, а в данном положении мне гораздо важнее ваша преданность, чем пылкая страсть с вашей стороны, — с чувством проговорил Беарнец.
Маргарита стыдливо покраснела.
— Возможно, когда-нибудь я смогу познать Вашу признательность другого рода, а пока мне вполне достаточно вашей дружбы. Вы — истинная жемчужина Франции.
— Гугеноты будут мстить за Колиньи. Они готовят резню. Я это знаю, — говорила Екатерина, и непроницаемое неподвижное лицо королевы-матери было похоже на восковую маску — впредь история запомнит её, как зловещую убийцу и интриганку, что распростерла свои адские чёрные крылья над французским королевством, а не как королеву-миротворицу, всеми силами старавшуюся сберечь для своих потомков страну, сгоравшую в пламени религиозных и межклановых войн, ознаменовавших период правления её сыновей. Недовольства вспыхивали по всей стране всё чаще, принимая масштабы стихийного бедствия и угрожая жизням самих представителей двора, и только решительные меры и выдержка могли сохранить им жизнь и укрепить влияние и авторитет правящей семьи.