Постоянная борьба с захватчиками дала городу девиз Semper fidelis, в переводе означающий «Всегда верен!». В разные времена город осаждали: украинские казаки во главе с Богданом Хмельницким, шведская армия, армия трансильванского князя Ракоци I, войска Османской империи под командованием Мехмеда IV, город атаковали турки и крымские татары, но он продолжал героически держать оборону.
Лишь только при Северной войне Львов был захвачен и разграблен впервые за свою историю — армией шведского короля Карла XII. Тогда, согласно преданию, в город приезжал русский царь Пётр I, и его карета застряла в грязи на немощеной площади — после этого всю площадь вымостили деревянной брусчаткой.
С основания коллегиума монахами-иезуитами берет своё начало история Львова, как центра науки и просвещения, а сам коллегиум был преобразован во Львовский университет, одним из самых известных воспитанников которого стал Богдан Хмельницкий.
После первого раздела Польши Львов стал столицей австрийской провинции — так называемого Королевства Галиции и Лодомериии и официально носил название — Лемберг, языком администрации стал немецкий, а большинство должностей городского управления заняли немцы и чехи. Всё же, город продолжал оставаться важным центром польской и русской культуры. После вполне себе либерального начала правления Австрии политика «онемечивания» возобновилась, и вместе с развалом Габсбургской империи, украинские политики с воодушевлением провозгласили город столицей Западно-Украинской народной республики.
Любопытный факт, что город, заслуживший наивысшую польскую военную награду — орден «За мужество» за героическую оборону от сил Красной Армии в Советско-Польскую войну, позже стал частью Советского Союза, по тайному протоколу соглашения между Германией и Советским Союзом, а его жители проявили невероятные чудеса героизма в годы Второй мировой.
После войны общесоюзный бюджет выделил на восстановление и развитие городского хозяйства и культуры огромную по тем временам сумму, направляя лучших специалистов и доставляя оборудование, транспорт, стройматериалы со всех концов необъятного Советского союза. Город значительно вырос и продолжил своё развитие в науке, продолжая оставаться важным культурным центром, где в многочисленных университетах, библиотеках, театрах и галереях работали многие известные ученые, писатели, композиторы, художники, архитекторы и журналисты.
После распада такого мощного державного гиганта, как Советский союз на ряд независимых государств, Львов приобретает значение форпоста националистических перемен в Украине.
Многочисленное польское население появилось здесь еще после завоевания города Казимиром Великим, и дальше оставаясь одним из наиболее значительных польских культурных центров, где жили и творили выдающиеся деятели польской культуры.
Еврейская диаспора возникла во Львове вскоре после основания города и долгое время представляли собой довольно крупную и влиятельную национальную общину, которая дала миру многих известных деятелей науки и культуры, и резко уменьшившаяся во Вторую мировую и за годы советской власти.
«Настоящим львовянам» присуща особая львовская идентичность, принятие своими определенных жизненных ориентиров и следование определённым образцам поведения и ценностей. Жителям Львова часто приходится сталкиваться со стереотипным приписыванием им признаков национализма просто потому, что они именно из этого города.
— Дякую, дядьку Стеше! (Благодарю, дядя Степан! Укр.) — когда остановились у заветного дома, Марк сердечно поблагодарил старика и договорился с ним, что послезавтра тот отвезет их в приют, в котором он провел первые семь лет своей жизни — до сих пор он ощущал странное притяжение к этому месту.
— Це вiдтепер належить тобі (Это теперь принадлежит тебе. Укр.), — отец протянул ему ключ от дома, — Тримай, сину. Відчиняй. (Возьми, сын. Открывай. Укр.)
Юноша, превозмогая волнение, взял из рук отца ключ, вставил его, и провернул в замочной скважине:
— Панi та панове, дозвольте привiтати вас на землi Українськiй! (Дамы и господа, разрешите приветствовать вас на земле Украинской! Укр.) — он повернулся к друзьям, широко улыбнувшись.
— Ой! Да это настоящий музей! — и невозможно было не поразиться, с каким вкусом были обставлены апартаменты, — А ты у нас прямо богатенький Буратино, — ребята продолжали завороженно смотреть по сторонам, изучая детали интерьера.
— Це мати так хотіла (Это мама так хотела. Укр.), — пояснил отец Марка, — Це вона тут все зробила. (Это она тут всё сделала. Укр.)
Марк сразу же открыл настежь все окна, направился на балкон и вышел к самым его перилам, опершись на них и вдохнув полной грудью воздух родного города.
Но, на третий этаж особняка он всё не решался подняться — там так и осталась не до конца оборудованной та комната, что предназначалась ему… В ней так и остались стоять детская кроватка с висящей над ней погремушкой, столик для пеленания, детский шкафчик, манеж, и заполненный детскими игрушками сундучок, выполненный в стиле настоящего пиратского сундука с настоящим замком. Боже, как же это нелепо смотрелось сейчас! Ещё одно безжалостное напоминание о том, что у него могла быть другая жизнь…
А на столике в рамке стояла свадебная фотография его родителей… Он взял её, долго смотрел, крепко сжав в руках, и в груди нестерпимо закололо. Марк медленно осел по стене, и просидел так несколько минут, вцепившись руками в колени, пока не поднялся с огромным трудом на ноги. Рядом с фоторамкой лежала маленькая золотая серьга в виде простого кольца.
— Прости, сын, — и в самом воздухе витало гнетущее чувство вины, — Мне не хватило духу вернуться сюда. Тут всё осталось таким, каким было семнадцать лет назад… Ты хочешь забрать эти вещи? Фотографию и серьгу? Руслана потеряла одну серьгу, а из второй мы хотели заказать крестик тебе на крещение…
— Да, если можно, то я хотел бы забрать их, — кивнул парень.
— Конечно, ты волен поступить, как считаешь нужным, — Лев Витриченко понимал, что сын абсолютно прав.
— Это просто невероятно! Столько времени прошло, а в доме такая чистота и порядок. — на пороге комнаты появилась улыбающаяся Даниэлла.
— Да, это так, — улыбнулся Лев, — Каждую неделю приходит экономка — я каждый месяц пересылаю ей оплату за её труды.
— Тогда понятно, — понимающе улыбнулась златовласая.
— Ребята, вы пока принимайте ванную и располагайтесь, а мы с отцом выйдем в магазин, купим еды, — юноша переглянулся с отцом, — Мы же хоть как-то знаем город.
— Спасибо, Марк, — Дэни слегка ущипнула его за щеку.
— А, вот вы где? — в комнату вбежала Аделька, а следом за ней вошла Маргарита.
— Проходите, мы тут, — Марк сделал приглашающий жест.
— Какая красота! — девочка бросилась к столу, на котором стояли уменьшенная модель железной дороги, заводной мороженщик и заяц-барабанщик, несколько моделей планеров и парусников, — А это что — модель железной дороги? И она действующая?
— Надеюсь, что да, — пожал плечами парень, — Там, в сундучке ещё много всего — можете взять себе, что понравится, — он указал на стоящий в углу сундук.
— Ну, я бы на твоём месте повременила так раздавать всё, — хитро сощурилась Марго, — Это может пригодится тебе, когда у тебя будут собственные дети, — Али, Рози, идите к нам, у нас столько интересного, — девушка крикнула на первый этаж.
— Ну, до этого ещё далеко, — отмахнулся Марк.
— Ты как, в норме? — тихо спросил Джон, когда остальные поднялись в комнату и принялись с упоением разглядывать всё вокруг, на что тот глубоко вздохнул и кивнул, силясь сдержать улыбку — ему хотелось и зарыдать, и рассмеяться в одно и то же время — и не ясно пока — чего больше, но, дети уже увели Джона рассматривать игрушки.