— Полiно Аркадiївно, чи впiзнаєте ви мене? (Полина Аркадьевна, узнаете ли вы меня? Укр.) — юноша прошел вестибюлем до дверей раздаточной, где всё так же, как он запомнил, хлопотала у кастрюли полная женщина лет пятидесяти в неизменном белом халате и поварском колпаке, — Це ж я, Марк. (Это же я, Марк. Укр), — та обернулась на его голос и от неожиданности выронила на пол половник, который тут же кинула в раковину и присела на ближайший стул.
— Господи милостивий, Марку! Так, це звiсно, що ти. Синку, тебе i не впiзнати тепер (Господь милостивый, Марк! Да, конечно же, это ты. Сынок, тебя и не узнать теперь. Укр.), — она быстро вытерла руки полотенцем и подошла обнять его, — Як ти змiнився. Десять рокiв минуло, як ти зник. Я й не знала, навiть, чи ти живий ще (Как ты изменился. Десять лет прошло, как ты пропал. Я и не знала, живой ли ты ещё. Укр.), — женщина тут же поставила перед ним тарелку с тефтелями и гарниром из гречневой каши и присела рядом, — Зголоднiв, мабуть? Бач, який худенький. Вона приходила… Питала про тебе, казала, що у лiкарнi була. Лiкарi врятували її, але вона мало що пам'ятає, говорила, що грабiжники то були, що чоловiка вбили, що саму ледь живу залишили. Опритомнiла бiдолашна у реанiмацiйнiй палатi, все про тебе розпитувала, а нi хто нi чого сказати не мiг. Хто ж припустити мiг, що так усе обернеться? (Проголодался, поди. Ишь, как исхудал. Она приходила… Спрашивала о тебе, говорила, что в клинике лежала. Врачи спасли её, но, она мало что помнит, сказала, что это грабители были, что мужа убили, что сама она еле в живых осталась. Пришла в себя, несчастная, в реанимационной палате, все о тебе выспрашивала, и ни кто ей ни чего сказать не мог. Кто мог подумать, что все так обернется? Укр.)
— Сандра? Олександра була тут? (Сандра? Александра была тут? Укр.) — он чуть не задохнулся от подступившего приступа тошноты, словно, его окунули в помои при одном воспоминании о том клятом дне, и стакан с компотом, что он держал в руке, звонко разбился о плиточный пол, — Коли це було? Де вона зараз? (Когда это было? Где она сейчас? Укр.) — пошатнувшись, он присел на стул, всё ещё дрожа мелкой дрожью.
— Та багацько часу спливло вже (Да уже много-то времени прошло. Укр.), — Полина Аркадьевна, несмотря на свои впечатляющие габариты, принялась шустро орудовать веником и совком, прибирая осколки, — Я не знаю, де вона може бути. Я нi чим не змогла допомогти жiнцi, вона й поїхала собi, а куди — не знаю. (Я не знаю, где она может быть. Я ни чем не смогла помочь женщине, она и поехала себе, а куда — не знаю Укр.)
— Вона жива… (Она живая… Укр.) — Марк закрыл лицо ладонями и опустил голову.
— Чого ж ти не повернувся? (Почему же ты не вернулся? Укр.) — она села рядом и погладила его по голове, — Що сталося тодi? Ти хоч щось можеш пригадати? (Что случилось тогда? Ты можешь хоть что-нибудь вспомнить? Укр.)
— Нi (Нет. Укр.), — он резко замотал головой, словно хотел выкинуть из неё эти мучительные воспоминания, — я прийшов до тями вже далеко в мiстi i не мiг нiчого згадати, та i не хотiв того — менi всi цi роки жахiття снилися, як вона лежить iз розбитою головою i не дихає, менi того було досить — не хотiв бiльше нiчого згадувати про той день, а воно мене все не вiдпускало. (Я пришел в себя уже далеко в городе и не мог ничего вспомнить, да и не хотел этого — мне все эти годы кошмары снились, как она лежит с разбитой головой и не дышит, с меня и того хватило — не хотел больше ничего вспоминать о том дне, а оно меня всё не отпускает. Укр.) — он говорил и не узнавал своего голоса, и до того было противно от собственной лжи, но, если сама Александра высказала свою такую версию событий, то так тому и быть.
Как он мог забыть? Конечно, же он всё помнит, всё до мелочей, как бы отчаянно не желал не помнить вовсе.
Модест и Александра готовы были усыновить семилетнего Марка, несколько раз приезжали в приют, даже начали бумаги на усыновление оформлять. Пару раз, забирали его к себе на выходные, чтобы мальчик привыкал к своей новой семье.
На третий раз приехал один мужчина. Когда приехали, то женщины и дома не оказалось.
То, что происходило дальше, он не может вспоминать без омерзения даже сейчас. Это потом он узнает, что есть такой термин — педофилия, а пока что ему было противно и больно.
Женщина вернулась раньше из магазина и, увидев эту гнусную сцену, попыталась оттащить его от мальчика, она даже не успела вызвать милицию, как он бесцеремонно схватил её за волосы и отшвырнул, не рассчитав силы — женщина ударилась виском об острый угол стола. Она лежала и не шевелилась. Он навсегда запомнил её широко раскрытые глаза, в которых застыл немой укор мучителю. Это ещё одно лицо, которое приходит к нему в пугающих снах уже много лет. И её волосы — светлые, почти льняные, разметавшиеся на полу, на которых от сочившейся из раны крови образовалась алая прядь. И ему стало вдруг наплевать на то, что сотворили с ним, но он не смог простить того, что его снова лишили матери и шанса на нормальную жизнь. Всё случилось само собой — он схватил, что попалось под руку — то ли кухонный нож, то ли ножницы, уже и не вспомнить, да и не важно, что именно, важно, что через секунду этот предмет уже торчал из груди Модеста, чьё холеное лицо, по счастью, не являлось ему в сновидениях. Всё произошло очень быстро и совершенно неожиданно — в этом и оказалось преимущество ребенка перед взрослым мужчиной, иначе — лежать и ему на том полу рядом с Александрой. А потом случился приступ, и неконтролируемая сила выплеснулась наружу, а вместе с ней и тело мужчины вылетело в разбитое окно. Так он понял, что не такой, как все, что обладает чем-то, что не подвластно большинству обычных людей. Но, почему так поздно? Почему не несколькими минутами раньше? Тогда бы она осталась жива. А сейчас — как он не тормошил и не тряс её, она оставалась недвижима и не реагировала, даже не дышала… Как же он испугался тогда. Понял, что всё кончено и пулей выскочил из квартиры. Сколько он бежал и куда — он не помнил, пока не остановился в каком-то парке и не заснул прямо на скамейке, когда уже стало смеркаться. Так начались его скитания — надежда на счастье и новую семью, обернувшаяся трагедией. Он был всего лишь напуганным семилетним мальчиком, он очень испугался, он не до конца осознавал, но понимал, что совершил нечто ужасное. Он не посмел вернуться в приют.
Вот так всё было на самом деле — специально ли Александра придумала другую трактовку этой истории? Как бы там ни было — этот крест останется с ним. Это только его грех — ни кто об это ни когда не узнает. Вот и хорошо, что есть другой вариант рассказа — пусть так и будет. Хотела ли она таким образом искупить вину? Знала ли, что представлял из себя её муж? Почему не сказала всей правды? Как много вопросов. И как же разыскать её теперь, через столько лет?
— Може, то i на краще, що не пам'ятаєш (Возможно, это и к лучшему, что не помнишь. Укр.), — повариха снова провела рукой по его волосам, — Бiдна дитина — таке бачити. (Бедный ребенок — такое увидеть)
— Та чого ви, тьотю Полю, чого ж ви плачете? (Ну чего вы, тетя Поля, чего же вы плачете? Укр.) — он тепло обнял её, — Ось вiн я, живий, здоровий. То все залишилось у минулому. Що було — то загуло, так кажуть? Дякую, що про Олександру сказали — я вiдтепер знаю, що вона жива, та розшукаю її за всяку цiну. (Вот он я — живой и здоровый. Это всё осталось в прошлом. Что было — то ушло, так говорят? Спасибо, что про Александру сказали — теперь я знаю, что она жива, и отыщу её любой ценой. Укр)
— Твоя правда, Марку, — согласилась с ним Полина Аркадьевна, — Розшукай її. Дуже вона за тебе вбивалася. (Найди её. Очень уж она по тебе убивалась. Укр.)
— Ой, Господи, я же совсем забыл! — Марк хлопнул сам себя по лбу и вскочил со стула, — Я же не сам приехал. Принимайте гостей, Полина Аркадьевна. Они ждут в холле, — он взял женщину за руку и повел в холл.
— Та заходьте, чого стоїте? Заходьте, хлопцi. Ой, а дiвчата якi гарнюнi. Котра з них твоя кохана, юначе? Зiзнавайся (Ну, же, проходите, чего стоите? Ой, а девушки какие прелестницы. Которая из них твоя возлюбленная, молодой человек. Признавайся. Укр.), — она потрепала его по щеке, продолжая веселым взглядом рассматривать гостей.