И в день расставания Маргарита долго ещё не могла остановиться и перестать рыдать:
— Я же просил тебя не лить слёз, — взяв ладони её заплаканное лицо, он губами собрал слезинки с её ресниц, — Не разрывай мне сердце, а лучше улыбнись — я запомню тебя счастливой.
— Я сохраню её для тебя, — пытаясь изобразить улыбку на заплаканном лице, дрожащей рукой Маргарита провела по щеке мужа, — Обещай, что вернешься ко мне.
— Клянусь, что найду тебя даже среди тысячи миров, пространств и времен, — обнимая девушку, прошептал Джон ей на ухо.
— Обещаешь?! — она резко подняла голову и поймала его взгляд.
— Обещаю! Обещаю и клянусь! — произнес он чётко, по слогам, — Меня будет хранить твоя любовь, потому со мной ничего не случится.
— Папочка, ты совсем не обязан… — Маргарита слабо попыталась сжать руку отца.
— Не волнуйся, родная, — Шарль поцеловал её в макушку, — со мной будет всё хорошо. Вы с мамой должны идти.
— Пойдем, cara mia, — Валентина взяла дочь за руку.
С тягостным предчувствием чего-то страшного и непоправимого, Маргарита садилась в машину, которая отвезёт их назад в аэропорт, её продолжала сотрясать дрожь, несмотря на жаркое лето, внутренний холод продолжал терзать всё её существо.
— Береги себя, Дхармараджа, — Кали обняла Джона, поцеловав его в щеку.
— И ты береги себя, — он провел рукой по её рыжим волосам, — Присмотришь за Алишером, Марго и моими матерью и сестрой?
— Не переживай, — она улыбнулась, выпрямив спину, — Ты же знаешь меня — всё будет в лучшем виде.
— Отец, я хочу остаться с тобой — лицо Алишера было полно решимости, и Джону показалось, что сейчас его мальчик выглядит гораздо старше своих лет, — ты же сам подарил мне меч.
— Твоё время ещё не пришло, Али, — спокойно заметил Джон, — К тому же, кто-то должен позаботиться о Розалинде и Аделине? Им без вас с мистером Теодором, — он посмотрел на плюшевого медведя в руках сына, — никак не обойтись.
— Самаэль, будь осторожен, прошу тебя, — Кали с такой страстностью поцеловала его, что он ещё долго не смог отпустить её из своих рук, — И присмотри за Джоном, чтобы он не натворил чего по своей горячности, — Идем, сынок, — высвободившись из объятий Самаэля, Кали взяла его за руку и повела к автомобилю.
Вдруг, ребёнок резко высвободил руку, развернулся и побежал к отцу, обхватив его за колени:
— Пожалуйста, только обещайте беречь себя! — мальчик часто-часто заморгал, но, старался держаться соответственно своего положения, — Да прибудет с вами благословение нового князя Небесного града!
Когда Джон поцеловал подол платья матери, та лишь молча обняла его — женщина до того была измучена и морально истощена, что, вероятно, даже не до конца осознавала происходящее. Всё такая же бледная, Ями взяла её под руку и повела к машине.
Маргарита уснула на плече матери, а на ресницах так и остались блестеть слезы.
Завершив проводы, Джон выполнил несколько пасов перед дверями портала — его окутало багровое сияние, а за его спиной алели прекрасные крылья:
— Ты что это делаешь, приятель? Ты меня об этом не предупреждал, — Самаэль посмотрел на друга широко раскрытыми глазами, — Это же древняя магия печати крови!
— Запечатываю портал, как ты уже и сам догадался, — с трудом сдерживая себя, бросил Джон, повернувшись лицом к нему, посмотрев остекленевшим взглядом полностью угольно-черных глаз, он чувствовал, что саму землю выбили у него из-под ног, — Сэм, и ни слова больше! Думаешь, мне это легко? Но, так я буду знать, что они в безопасности — портал откроет только моя кровь. Если со мной что-нибудь случится, то врата останутся закрытыми, пока не вырастет Алишер, и не решит, как ему поступить, но, войска Темных Небес не ступят на Землю.
По возвращении, Джон, будто сам не свой, бродил по галереям дворца, и ни где ему не было покоя. Он ощущал себя похороненным заживо. Он выглядел настолько плохо, что Джек на полном серьезе высказал обеспокоенность о состоянии его здоровья.
— Я в порядке, — отрезал Джон, доставая бутылку коньяка и стакан, — Присоединяйся.
— Черта с два, ты в порядке! — ругнулся Джек и остановил его руку, — Бутылку поставь. Считаешь, только одному тебе хреново?
— И, ты прав, док, — он с такой силой сжал стакан, что тот лопнул в его руке, больно впившись осколками, — Дьявол, я даже не могу позволить себе напиться! Дай, тогда, хоть закурить, — Джон протянул руку, стряхнув осколки на стол.
— Ладно, уж — держи, — молодой хирург протянул ему сигарету.
— А сейчас, извините, я хотел бы побыть один, — не выпуская сигарету из рук, Джон вышел из столовой и направился в сторону музыкальной комнаты. Закрыв за собой дверь на ключ, он вышел на балкон. Дрожащими руками он пытался удержать сигарету, но не смог, и она упала на садовую дорожку:
— Проклятье! — Джон сжал кулаки, — Молись, Шнайдер, чтобы ты погиб раньше, чем я доберусь до тебя — уж я отведу душу за всё, что ты с нами сделал…
Выругавшись, он вернулся в комнату, провернул на пальце обручальное кольцо и сел за фортепиано — едва его руки коснулись клавиш, как мелодия ожила под его пальцами, рождаясь из самого кровоточащего сердца, а с ресниц на, ходившие по клавишам, пальцы капали тяжелые капли, оставляя солёные следы на щеках. Он так и уснул, склонившись над инструментом, положив голову на клавиши.
Флейта играет соло
Раньше Маргарита и представить не могла, что её родной Париж, который она боготворила до безумия, станет её адом. Она задыхалась в прежде обожаемой столице, которая стала для неё тюрьмой. Летнее солнце не согревало, в душе бушевала настоящая снежная буря, заморозившая все чувства, сковавшая волю. Ещё недавно весёлая и жизнерадостная, теперь же она походила на тень самой себя — её не радовали ни солнечный свет, ни голубое небо над головой, любимый кофе отдавал горечью, от любой еды её тошнило. Она не могла гулять по улицам, её раздражали весёлые лица прохожих, нежно обнимающиеся влюблённые парочки, даже смех детей, резвившихся у фонтана — всё ей опротивело. Все эти люди спокойно продолжают жить, не зная, что где-то другим приходится страдать.
Ей хотелось кричать, но, не было уже сил.
Больше же всего она чувствовала отвращение к себе самой — могла ли она настоять на своём? Почему же тогда послушно подчинилась? Чем она могла помочь? Что она знает об ужасах войны? Да и что за причина такая дурацкая у этого противостояния? Она лишь мельком видела Шнайдера в магазине одежды — было ли у неё тогда предчувствие беды? Безусловно, было. Тогда ещё Джон разделил её опасения. Когда же всё пошло не так? Что она могла заметить в серых глазах этого мальчика? Все они были слишком поглощены собой, и не уделили должного внимания этим предвестникам. Вот за это она и ненавидела себя.