Когда возвратились остальные, Марк и Мей уже вернулись в дом, чему парень был даже рад, ибо находиться наедине с ней - было выше его сил, и невозможно было дольше терпеть. И не мог он подобрать слов, чтобы описать всё смятение обуревавших его чувств. Боялся, что она может неправильно понять его, неверно истолковать. Это влечение пугало его, путая день с ночью, и он боялся испугать её - и появление друзей он встретил с большим облегчением - царившее между ним и девушкой напряжение отошло на второй план. К счастью, все они были настолько утомлены событиями сегодняшнего насыщенного дня, что единственным основным желанием сейчас - было желание преклонить голову на подушке и забыться сладким сном, и все мучительные вопросы можно было отложить до утра.
А Маргарите захотелось продолжить завтра увлекательную беседу с Виславом и Барбарой - родителями Евангелины, и попросить их рассказать для её альбома любовных историй свою историю знакомства, ведь каждая из них - уникальна и неповторима и являет собой триумф и феерию самого прекрасного из всех человеческих чувств. Прежде чем подняться к себе в комнату, она, положив голову на плечо мужа, одарила засмущавшихся Марка и Мей ободряющим взглядом. И Даниэлла, взяв под руку доктора, понимающе хихикнула, игриво подмигнув.
Постепенно все обитатели дома разошлись по своим комнатам, чтобы завершить этот чудесный день в крепких объятиях друг друга - включая и отца Марка вместе с Александрой и яркую пару рыжеволосых Этьена и Николь, пока парень и девушка снова не остались одни.
- Сегодня был такой удивительный день, столько всего произошло, - маленькая японка устало улыбнулась, - Но я так счастлива была провести его с вами, с тобой...
- Я … тоже, - юноша попытался улыбнуться, и сейчас это получилось у него совершенно свободно и естественно, - был счастлив… - он провел рукой по её волосам и поцеловал её в лоб, - Ты, видимо, утомилась уже за сегодня. Спокойной ночи, Мей!
- Спокойной ночи, Марк! - она действительно выглядела уставшей после всего пережитого за сегодняшний день, но внутри ощущалась такая легкость, - Нам завтра, правда, рано вставать… - да, сегодня они оба очень устали, но впереди у них - целая жизнь, их история только начинает писаться на бесконечном полотне жизни. И сниться им сегодняшней ночью будут сны, полные света и любви. А когда они оба будут готовы перейти на следующий уровень отношений, то сами поймут это, и сопротивление этому станет бесполезным и лишенным смысла.
А Маргариту даже в такую ночь не переставали навещать кошмары.
В серебристый сон
Ты бы с ним ушел
По дороге вечных звезд
Над простором строгих гор
Ты бы перед ним
На колени встал
Не стыдясь ни слов, ни слез
Кто любил - тот и распял...
"Ария"."Кровь за кровь"
Сердце болезненно сжималось от того, каким она увидела мужа - в полинявшем рубище, босого, с длинными растрепанными волосами и заросшим щетиной лицом, сидящего в тесной, темной, пыльной камере, на его теле виднелись следы пыток.
Дверь в камеру приоткрылась, и вошел темноволосый юноша в расшитом серебром черном мундире.
В душе забрезжила надежда, что - вот оно, избавлении, что сейчас он протянет свою руку, поможет ослабевшему в заточении отцу подняться и заберет подальше от этого ужасного места. Но этого так и не случилось… Анри не спешил с помощью, он смотрел со смесью ярости и восхищения.
- Ты всё так же непреклонен в своем решении и отказываешься присягать? - юноша старался смягчить тон: всё-таки перед ним был его отец.
Джон поднялся, повернувшись спиной, устремив взгляд на небольшое зарешеченное окно - что он делал не так? Почему его любимый сын превратился в чудовище? Разве он любил его меньше других своих детей? Потом он повернулся, чтобы посмотреть на лицо сына:
- Если бы я был уверен, что ты принесешь благо своему народу, то уже стоял бы перед тобой на коленях и целовал бы твою руку, признавая своим господином и повелителем. Но, глядя не тебя сейчас, сердце мое обливается кровью. И всё же я продолжаю взывать к твоему благоразумию, сын. Я не могу изменить своим принципам, и всему тому, во что я верю, не могу бросить свой народ.
- Но тысячи уже присягнули! - Анри раздраженно сжал пальцы.
- И я не виню их за это, они хотят спасти свои жизни, но для меня это означало бы показать народу, что я разделяю твои методы и поддерживаю тебя, а этого я не могу сделать, - один Бог знал, как ему было тяжело и больно сейчас, но голос его не дрогнул, - Словно обоюдоострый клинок: приняв - погубишь душу, отвергнув - подвергнешь смерти тело. Прошу, прости меня, сын мой, но это единственное, чего я не могу сделать для тебя.
- Последний раз спрашиваю, отец, - он положил свою руку на плечо Джона, - Ведь это только слова. Не разбивай матери сердце.
- Ты уже разбил - и её, и мое сердце, - мужчина печально покачал головой, - А я привык отвечать за всё то, что слетает с моего языка.
- Ты всё ещё отказываешься? - юноша всё ещё не верил своим ушам.
- Не всё ещё - всегда! - он резко убрал с плеча ладонь сына, - Видимо, мы разговариваем с тобой на разных языках.
- Ты знаешь, что это повлечет за собой? - гневно процедил сквозь зубы Анри.
- Думаешь, что я горю желанием принять мученическую смерть? - устало бросил мужчина, - Это не так. Как и все, я тоже хочу жить, но пусть мой народ видит, что я не одобряю такого твоего поведения. Скажи, разве мало мы любили тебя? Разве мало давали тебе, что тебе потребовалось ещё больше?
- Зачем же вы остались тогда, если я так вас разочаровал? - парень с досады ударил кулаком о кирпичную кладку стены.
- А сам ты как думаешь? – Джон испытывающее посмотрел в темно-серые глаза сына.
- Где же остальные? - был следующий вопрос.
- Там, где они будут в безопасности от того, каким ты стал, - спокойно ответил мужчина.
- Проклятье! Отец, не заставляй меня! Как я смогу? - не выдержав, его голос сорвался до крика, - Видит Бог, не этого я добивался… Глупо, очень глупо. Приговор приведут в исполнение на рассвете. Ни кто не усомниться в моей власти!