— Дай мне сто рублей! — повысил голос Сергей.
Отец удрученно молчал. Он теперь предпочитал не вступать в семейные разногласия, чтобы не убеждаться лишний раз, как вместе со здоровьем уходит из его рук власть в доме. Раньше каждое слово Сергея Владимировича воспринималось безоговорочно, теперь его мнением часто пренебрегали, хотя и выслушивали с обидной гримасой скуки. Отец быстро с этим смирился, умом понимая неизбежность происходящего, но иногда в груди его поднималась волна былого, горячего, туманящего глаза гнева, и он в бессильной ярости сжимал ослабевшие кулаки. Он уходил во двор и подсаживался к доминошникам. Стучал костяшками что есть мочи, надсадно приговаривая: "Эхма! Эхма!" — пока не отпускало.
Мать еще раз беспомощно взглянула на мужа, на посуровевшего сына, молча засеменила в комнату.
— А зачем тебе деньги? — осмелился полюбопытствовать отец. Он не очень надеялся на ответ, но сын отозвался спокойно и вежливо:
— У этой девушки, батя, украли сто рублей. Это не ее деньги, и ей негде занять.
— Так это святое дело! — обрадовался отец и тому, что сын с ним откровенен, и тому, что деньги нужны не на баловство. — Тут и слов не надо.
Потратив массу энергии на разговор, отец закашлялся, заперхал, побагровел. Сергей смотрел на него с улыбкой полупрезрительного сочувствия. Это надо же! Сколько раз отца подло обманывали, сколько он видел несправедливости и зла, на войне убивал и его убивали тоже и к стенке ставили по недоразумению, чудом спасся, колошматила судьба обо все острые углы, а он по-прежнему, как глухарь, повторяет прописные истины, по-прежнему для него человек — товарищ и брат…
И вдруг сейчас, лежа на траве, безвольный, опустошенный, Сергей Сергеевич отчетливо вспомнил, как кипятком ошпарила его тогда мысль, что отец по-человечески в тысячу раз лучше и выше его самого и что он никогда не сможет стать таким… Они слеплены из разного теста, и отцов замес гуще. Сергей тогда попытался умалить значение своего "убийственного" открытия. "Ну чем лучше, чем? Что до старости верит в добрых людей? А я, ничего, в сущности, не испытав, ко всему отношусь с сомнением? Так, может, я умнее его? Может, в этом вся разница?" Он посмеивался, но ранка от того оглушительного сравнения себя с отцом, как от ржавой иглы, долго зияла, не затянулась окончательно и до сей поры.
Мать принесла сто рублей, слепленных в комок из мелких купюр, пятерок и трешек, словно специально подбирала.
— Ты бы еще медяками наменяла, — недовольно буркнул Сергей. — В чулке бы и дала.
Нина забилась в угол кушетки с ногами, туфли скинула на коврик, глядела на Сергея странным, затравленным, зверушечьим взглядом.
— Полный порядок! — улыбаясь, Сергей протянул неряшливый бумажный сверток.
— Не надо!
— Что — не надо?
— Не надо денег. Это нехорошо. Я сама выкручусь.
Уязвленный, он смотрел на нее в растерянности, стараясь понять, отчего такая перемена. То не отказывалась, даже вроде рада была, а то… Нина не отводила глаз, и в них зеленоватым лучом заметался робкий вызов. Он приблизился к ней, не теряя из виду этот зеленый, зовущий ориентир, наклонился и стал целовать нежное, запрокинутое лицо. Она не отстранилась, словечка не проронила, была мягка и покорна.
Через месяц они поженились.
У них было все, что необходимо для счастья. Были здоровые дети, достаток не хуже, чем у других, и постоянная веселая привязанность друг к другу. Они вроде и не ссорились никогда, во всяком случае, их ссоры бывали столь пустячными и мимолетными, что выветривались из памяти через час. Нина была умной и верной подругой. Она подчинялась мужу с забавной готовностью, стоило тому набычиться и охолодеть взглядом. Но уж если ей очень чего-то хотелось и она догадывалась, что муж будет против, — умела повернуть на свой лад незаметно и таинственно, как фея в сказке. Когда обрушивались на них житейские беды (отец Сергея умер через год после их свадьбы, в одночасье, засмеявшись какой-то немудреной шутке в передаче "С добрым утром", закашлялся, не смог раздышаться и поник в кресле, навсегда покончив со старостью и тоской, мать последовала за ним несколько месяцев спустя), — когда обрушивались беды, они не падали духом, словно говоря друг другу: "Да, это невыносимо тяжело, но пока мы вместе, мы все преодолеем!" — и так оно и было.
Это удивительно, какие редкие, ласковые слова научился Сергей нашептывать жене в минуты тишины, какие находил в глубинах сердца верные названия самым малым оттенкам их любви, при этом оставаясь для всех прочих дерзким, шебутным мужиком, скорым на кулачную расправу и с ядовитым языком.