— Ей бы надо идти на подмостки сцены, — заметил он. — Зря она здесь талант губит.
— Клава хорошая. Ты не злись. Она юморная.
Юноша воспрянул духом.
— Давай вечером встретимся, Анюта!
— Я же сказала, что буду заниматься.
— Мне надо с тобой поговорить.
— Говори здесь.
Подошел мужчина и купил клизму и анальгин. Потом еще кто-то, еще… Федор отвернулся к окну, делал вид, что разглядывает прохожих. Он рад бы был незаметно уйти, но и этого не мог. Прирос к полу. Глупо, тошно.
Наконец Анюта опять одна.
— Наверное, скоро куда-нибудь уеду, — сказал Федор. — Завербуюсь на край света.
— Правильно: "А я еду, а я еду за туманом". Там большие деньги можно заработать.
В ее голосе полное равнодушие к его судьбе.
— Мне деньги не нужны. У меня все есть. Аппаратуру недавно купил классную. Хочешь, вечером послушаем?
— Завидую!
— Чему?
— Что тебе деньги не нужны. Редкий ты человек, Федя!
И тут он бухнул:
— Понимаешь, Анюта, я ведь в тебя влюбился. Мне теперь хоть в прорубь головой.
Анюта недоверчиво хмыкнула, обернулась за подмогой к подруге, но та как раз колдовала над кассой.
— Ты прямо чудной какой-то, Федя.
— Не прогоняй меня!
— Я тебя не прогоняю. Но у меня правда скоро экзамены. Понимаешь, как это важно?
Опять покупатели. Опять Федор стоял, нелепо отвернувшись к окну. Ему показалось, что он заболевает — тело налилось нехорошим жаром, в висках тяжесть, как при высокой температуре.
— У тебя кто-нибудь есть, Анюта?
Девушка вспыхнула.
— Я обязана отчитываться?!
Федор обиженно заморгал, шевельнул губами и вдруг понял, что может сейчас разреветься у всех на виду. Тогда — точка. Тогда — никаких надежд. Одно утешение будет, что дылда-кассирша, скорее всего, лопнет от смеха.
— Я все равно буду к тебе приходить, — сказал он устало. — Мне деваться некуда.
Анюта собралась что-то ответить, помешали покупатели. Федор ушел, честно отстояв свою вахту. "Конечно, кто-то у нее есть, — думал он. — Студентишко какой-нибудь. Такая девушка одна не заскучает. На нее смотреть — и то балдеешь. Даже старые мымры на нее не скрипят… Узнать бы, кто он. Но зачем? Узнаю — и что? Легче будет? Узнать-то недолго… Но лучше уж не знать. Хоть надежда какая-то".
Федор побродил по улицам, пораскинул еще умишком и пришел к выводу, что ничего ему с Анютой не светит ни в близком, ни в далеком будущем. Сумерки опустились на его жизнь, беспросветные сумерки.
Вечером заглянул лучший друг и товарищ Петюня Горелов, бывший одноклассник, ныне водитель третьего класса. Слушать обычный Петюнин треп было невыносимо. Но ничего не оставалось делать, кроме как слушать. С батей Федор теперь цапался по сто раз в день, с матерью вовсе не разговаривал. Если отшить и Петюню, не с кем будет перекинуться словцом. Друг и товарищ яростно и долго ругал завгара, который его обидел; излив душу, щелкнул тумблером мага и начал "ловить кайф", задрав ноги на журнальный столик и дымя сигаретой. Петюня был в школе гордостью учителя физкультуры, победитель районных олимпиад. "Ловить кайф" под музыку было его любимым занятием. Федор крепко дружил с Петюней, но презирал его за крохоборство и дремучесть. За все время их дружбы Петюня раскошелился, может быть, на одну кружку пива и столько же прочитал книжек. Но это все не значило, что с Петюней не о чем было разговаривать. Как раз он был остроумный, находчивый и высокоэрудированный собеседник. Девушкам он нравился, и они частенько предпочитали его Федору. Девушки любили Петюню, конечно, не только за его интеллект, но и за то, что он был росточком под метр девяносто. За рост Федор тоже уважал друга. С ним хорошо было ходить на танцплощадку.
— Эй, Федюнчик! — спохватился Петюня. — А чего это мы тут торчим? На воле прекрасно, ветра нету. Не пора ли на променад?
— Куда?
— Как куда? Я вчера с Томкой договорился, она двух телок приведет. Томка сказала, что у одной в хате одних ковров и обстановки на мильон. Во бы склеиться!
— С кем склеиться, с обстановкой?
Петюня поглядел на друга внимательно и с осуждением.