— Еще, что ли, ликеру принять? Алкоголик ведь я.
Алена шутку не приняла.
— Викентий Иссидорович точно сказал, что скоро вернется?
Кирилл горько обиделся.
— Когда надо, сказал, тогда и приду. Не любит он этого.
— Чего не любит?
— Суеты не любит. Вас как зовут?
— Алена.
— А по батюшке?
— Зачем ты придуриваешься, парень? Не придуривайся. Я же все понимаю.
— Придурок я, конечно. Потому, без отца рос. Викентий семью на учебники променял. Нехороший он человек, подлец.
Он все-таки решил, что сейчас прикоснется к ее волшебным пальцам, а там будь что будет. Хоть смерть.
— Вы острите, а мне не смешно, ничуть. Не протягивай ты мне свои конфеты. Сам ешь, если хочешь… И руки не протягивай. Очень что-то рано руки протягиваешь. Убери руки, а то я Викентию Иссидоровичу пожалуюсь.
— Времени мало, — беспомощно сказал Кирилл. — Эх, времени мало. Отсюда и спешка. Слышишь, кто-то уже пришел. Прости, Алена, если я обидел.
— Кого ты обидел, с кем разговариваешь? — спросила Наташа из коридора. Картина ее поразила. Брат с взволнованным, покрасневшим лицом, неузнаваемый, сияющий, как будто уже купил машину, вышагивал перед незнакомой модной девицей в черной юбке и вызывающе ярком свитере.
"Ах, это к Викентию", — вспомнила Наташа с досадой. По дороге она придумала еще возражения против покупки. Например, она собиралась сообщить брату о приятеле Викентия, который польстился и купил себе "Жигули", новые, а потом от постоянного лежания под машиной схватил чесотку и полиартрит и теперь проводит время между гаражом и больницей.
— Какая прекрасная погода, — весело сказал Кирилл.
Наташа обратилась к девице:
— Вы к Викентию Иссидоровичу? Он предупредил. Можете подождать его.
Но девица и так ждала, такая уж была девица.
— Угостил бы гостью чаем, — вежливо попеняла Наташа брату.
— Она ликеру выпила стакан, — отрезал Кирилл.
— Неправда, — растерялась Алена, — он так шутит.
— Ничего, — сказала Наташа, — если и выпили, ничего.
— Да не пила я ликер, — от горя Алена покраснела. — Вообще я не пью, не люблю.
— Выпила, — сказал Кирилл, — чего уж тут теперь. Сама налила и выпила. Я и слова не успел вымолвить. Ая-яй!
— Перестань, — одернула брата Наташа. — Разве так можно.
Алена благодарно ей улыбнулась и со светлой ненавистью взглянула на Кирилла. Шут гороховый, хотела она сказать, но не посмела. Вдруг он и впрямь сын Белецкого.
Тут вернулся озабоченный и счастливый Викентий Иссидорович. Новую книгу держал в руке, как туземец, яркую погремушку.
— Простите, я опоздал, — извинился Белецкий. — Здравствуй, Кирилл! Здравствуйте… э-э… Борисоглебская, если не путаю. Вот, представьте, забежал в магазин, а там, знаете, всегда на меня находит некая эйфория. Перестаю, к сожалению, чувствовать, как мимолетно время. Простите великодушно!
Кончив хитроумную фразу, Белецкий пожал руку Кириллу и сразу сел к столу. Весь вид его выражал радость и удовлетворение. Алена в присутствии преподавателя с шиком встала, как в аудитории.
Белецкий не обращал внимания на то, что она стоит, а Кирилл злорадно щурился. Вот какой вредный молодой человек, совсем расстроилась Алена.
— Пойдем на кухню, Наташа, — сказал Кирилл. — Мы здесь помешаем им зачеты сдавать.
— Пожалуйста, — смущенно подтвердил Белецкий. — Мы быстренько. Да вы почему стоите… э-э… Борисоглебская. Садитесь, прошу вас, пожалуйста.
На кухне Наташа протянула брату пухлую пачку.
— Спасибо, — сказал Кирилл, — верну через два месяца. Да и зачем тебе деньги? Ну, пока.
— Останься, Киря, чаю попьем.
— Спешу, Наташенька. До свиданья.
Во дворе он задержался, закурил, присел на скамейку. Какая-то туманная сила не пускала его бежать к Дугласу. Деньги жгли карман, но он сидел, неподвижный, как сфинкс.
"Что со мной? — недоумевал он. — Чего я выжидаю?"
Чудо происходило в нем. Нетерпение и злость набухали в груди. "Прозеваю машину, кретин, — клял он себя, но сидел как прикованный. Он думал так: — Посижу еще десять минут, еще пять. Успею к Дугласу. Успею. Еще выкурю одну, последнюю сигаретку".
А тем временем стемнело, и кто-то истошно вопил: "Митя, Мите-енька. Иди кушать!"
Зажглась тусклая лампочка над подъездом. Заморосил дождичек. Кирилл поднял воротник. Он час просидел с лишним, не сходя с места.
"Пойду, — решил он. — Бегу!"
Пусто стало в душе, одиноко. С чего бы такое? Он смял с хрустом пустую пачку и заерзал на скамеечке. В этот самый момент на порожке дома вспыхнула стройная, летящая фигура. "Красивая какая женщина, — подумал Кирилл. — Разве к ней подойдешь с пустяками?"