— Давай поженимся, Зина, — попросил Кирилл изо всей силы своей тоски, — я буду тебе верным и заботливым мужем. Честно тебе говорю. Ты поверь.
Тут она не выдержала и встала, покачалась перед ним круглым добрым лицом, гибким телом, повернулась, ноги понесли ее к реке, крепкие ноги, мягкие, горячие, знакомые до дрожи. Он видел, как Зина наступила на песок, на воду, как колени ее покрыла река, как она плашмя легла на воду, взмахнули в мареве руки, поплыла от него, от греха, от обиды. Кирилл вернул кружки в киоск. Поискал глазами Зину в воде, но столько людей там плавало, так все бурлило, что уже невозможно было ее угадать.
3
К вечеру он пришел на завод. Знакомый вахтер Алексей Трофимыч не хотел его пускать. Кирилл разгорячился, совал ему под нос пропуск.
— Знаю, зачем идешь, — иронизировал Алексей Трофимыч, радуясь возможности поболтать с человеком. — У тебя там небось корысть.
— Какая корысть? — разозлился Кирилл. — По-русски тебе объясняю. Иду насос починять.
— Насосы чинют в рабочее время. Говори правду — зачем идешь?
Вахтер мало того что закрыл вертушку, так еще сходил к себе в конуру и нацепил для устрашения пояс с кобурой.
— Вот тебе правда, — сказал Кирилл с горькой обидой. — Вот тебе правда, дядя Алексей. Или я сейчас буду работать и починю насос, или, может быть, натворю бед. Понял?
— А ну дыхни! — приказал дядя Алексей.
Кирилл дыхнул.
— Оставь документ и ступай, — строго распорядился вахтер. — Отпускаю тебе время — два часа… А понять мы все можем, как же. Тоска у тебя, брат, оттого и руки зудят.
Тихо и непривычно темно было в цехе. Станки молчали. Уборщица Евдокия, старая женщина, мыла шваброй пол в дальнем углу. Кирилл помахал ей рукой.
Насос стоял наполовину разобранный, и это было удобно. Часы на стене показывали цифру семь. Он расстелил чертеж и несколько минут изучал его. Потом взял микрометр и начал измерять диски, которых было множество. Он уже делал это раньше, но, возможно, наспех. Теперь Кирилл был уверен, что ошибка здесь. Она очень маленькая. Такая крохотная, что трудно найти. Воробьев не волновался и не спешил. Спешить было некуда, а волноваться не из-за чего.
В одном месте он обнаружил лишний миллиметр. Все правильно. И еще малость лишку нашел. Пустяки, это возможный допуск. Но вместе разница так редко совместилась, что дала перепад, и насос захолостил. Что-то подобное и предполагали в КБ.
Кирилл достал свою любимую тонкозернистую шкурку и аккуратно, сверяясь с микрометром, зачистил шероховатости, снял лишнее. Потом стал собирать насос. Это было тяжело и неудобно делать одному, и поэтому он потратил много времени. Работал он без пиджака и куртку поленился достать из шкафа. Белая рубашка покрылась пятнами, почернела на рукавах, пальцы потягивало от усталости и напряжения. Ему было хорошо и свободно.
Явился Алексей Трофимыч, стал поодаль и смотрел.
— Готово, — сказал ему Кирилл и протянул пачку сигарет. — Покурим, дядя Алексей.
Вахтер закурил.
— Ну и что, — возразил он, — где же это видать, готов или не готов?
Кирилл засмеялся.
— А сейчас мы его с тобой в лабораторию доставим. Там и увидим. У тебя ведь ключи есть?
— Не положено! — отрезал Алексей Трофимыч. — Ступай домой.
Кирилл взглянул на часы — половина одиннадцатого.
К двенадцати он разогрел и включил систему. Верхний свет не зажигали, и в лаборатории было полутемно. Неподалеку на столике Евдокия-уборщица ужинала хлебом и молоком. Кусок хлеба с колбасой дала вахтеру, а Воробьев отказался.
— Вы, ребятки, не дело затеяли, — пожурила Евдокия. — Хотя бы, глядите, пожару не устроить.
Алексей Трофимыч нервничал и время от времени поправлял кобуру, словно собирался в случае чего сразу открыть стрельбу.
— Заводные нынче пошли парни, — оправдался он перед уборщицей. — Заведутся — не остановишь.
— Кому надо — остановят, — успокоила Евдокия.
Похлюпывали поршни, журчала таинственная энергия, стрелка прибора добралась до нужной черты и перевалила ее.
— Вот, — сказал Кирилл. — Примечай, дядя Алексей. Если стрелка дошла до красной точки, это порядок.
— Понятно, — ответил Трофимыч. — Я и сам вижу.
Кирилл улыбнулся, хотелось ему громко говорить, что-то мощное, освобождающее накатывало из глубины души. Теперь не было вокруг беды. С той вершины, на которую он сейчас забрался, далеко было видно. Нет, не пустые наши хлопоты, думал Кирилл, прислушиваясь.