Как же — выпорешь ее! Она ныне — императорская крестница. А ну как «Самой» пожалуется! А тут еще объявила — я, мол, Сашку Горюнова люблю. Ну зачем ей актеришка, коли сам князь по ней, дуре, сохнет?! Нет, вот, люблю, и все! В другой-то раз Голобородко сослал бы мальчишку в штрафную роту, там бы и запороли до смерти. Но с воспитанником графа Шувалова так не поступишь. Шувалов тоже в любимчиках у Екатерины ходит. Ох, и к чему ей столько любимчиков-то?! Видишь ли, образованный Шувалов, знающий все европейские языки, для императрицы старинные рукописи по всем странам отыскивает да скупает. И папаша его тем же занимался. Нашли дело! И зачем только весь этот старый хлам нужен?! Впрочем, пес с ними, пусть скупают чего хотят — денег много, пусть хоть всю Европу скупят. Ему, Голобородко, до того дела нет. Ему бы Лизку обнять да в нее погрузиться. Ох, мягка небось, ох, завлекательна! Жаль, с кондачка не возьмешь…
Нет, надо тонко к делу подойти. Надо так повернуть, чтоб Лизка эта сама пришла, сама в руки отдалась. Вот князь и задумал хитрую многоходовую комбинацию. Заметил он, что заморский композиторишка Меризи как-то по-особому глядит на Лизку. Будто знает про нее нечто тайное. Это и надо узнать. А уж как потом распорядиться тайной — князя Голобородко учить не требуется.
Князь поднял фонарь, прикрыл его полой камзола и шагнул в комнату Меризи. А вот и то, что требуется, — стол с ящичками стоит, бюварчик с замочком на нем лежит. Князь поставил фонарь и снова взялся за отмычки. В бюваре оказалось несколько писем на итальянском языке. Безбородко вылупился на листы: и кто только придумал такую тарабарщину?! Видно, Бог совсем замаялся к тому времени, когда надо было учить людей говорить, вот и навыдумывал для смеха разных языков. Придется взять письма с собой — найти переводчика.
Сиятельный вор тщательно закрыл все замочки — и на бюваре, и на двери — и, озираясь, вышел в коридор. Освещая путь потайным фонарем, выбрался из темных нижних лабиринтов наверх — в покои, предназначенные для придворных целей. Сквозняки визжали и здесь. А еще Зимний дворец! Нет, права государыня Екатерина, что не любит тут жить. В Петергофе да в Гатчине куда теплее…
* * *От бокового крыльца Зимнего до каретного навеса метров сто пути. Но князя уже запорошило колким снегом. Не погода, а чистый зверь. Снег колется, словно иглы. Ветер дует с Невы, будто кожу обжигает. Но, едва князь подошел к карете, подскочил доверенный слуга Антипка. Находился он при князе уже лет семь, знал, что для его сиятельства важно, что нет, когда можно побеспокоить, когда нельзя. Раз подскочил в такую поганую погоду, значит, что-то серьезное обнаружилось.
— Ваше сиятельство! Степка, провожатый слуга из нижних покоев, имеет сказать вам нечто важное!
С нижних покоев? Это оттуда, где пригрелся композиторишка Меризи, где и сам князь только что побывал. Забавно, что хочет сказать этот Степка? Может, решил пошантажировать — сказать, что видел, как князь в комнатах итальяшки копался? Ну так это дело плевое — согнуть любого Степку для князя Голобородко, что раз плюнуть.
— Пусть подойдет! — распорядился князь.
Сам же залез в теплую карету, отогнул кожаную занавеску с окошечка, потер замерзшие, уже совсем старческие руки.
И тут подскочил Степка:
— Ваше сиятельство, готов сообщить про разговор графа Алексея Шувалова и иностранца Меризи!
— Какого Шувалова — библиотечного?
— Так точно!
У князя отлегло от сердца:
— Ну, говори!
— По каковой тарификации, ваше сиятельство?
Князь скривился: вот продажные людишки — только о деньгах и думают. Нет чтобы понять — а вдруг тут измена государственная?
— Как третьего дня, тарификация будет, — проговорил Голобородко.
— Больно уж сведения важные, — вздохнул слуга. — Удвоить бы тарификацию-то.
Князь скривился еще больше:
— Никак невозможно, любезнейший!
Слуга поклонился:
— Как скажете ваше сиятельство. Тогда уж не извольте гневаться, что я к князю Бельскому пойду. Он тоже на сбор особых данных разрешительную бумагу от государыни имеет и всем живейше интересуется. Ну а мы, верные слуги ее величества — на постах, нам все равно кому сведения особые сказывать.
Голобородко крякнул: ну сколь подлы людишки! Знает небось, бестия, что Бельский — его злейший враг. Сей князь тоже на место императорского секретаря когда-то метил, да матушка-государыня Голобородко выбрала. Мудра ведь, матушка-то. А этот негодяй Бельский обиду затаил. Вот и старается с тех пор подсидеть Голобородко. Да не тут-то было!