И тогда Илука твердо решила идти и быстро надела платье для верховой езды.
Лошади сэра Джеймса стояли в конюшне за домом, туда легко прошмыгнуть через заднюю дверь.
Поскольку они выезжали каждый вечер, леди Армстронг будет отдыхать до девяти утра, а сэр Джеймс завтракает в восемь тридцать. И если она уйдет в половине седьмого, ее никто не увидит.
Илука тщательно осмотрела свой наряд, собрала волосы в аккуратный пучок и надела шапочку для верховой езды с газовой вуалью.
В последнее время стало модно кататься в очень широких юбках и в приталенной муслиновой блузке с бантом на шее, а поверх надевать маленький жакет.
В зеркале Илука увидела очень юную девушку, пышные волосы выбивались из-под строгой шапочки, как пламя цыганского костра.
Из-за ужасной тревоги глаза Илуки стали огромными и, казалось, заняли все лицо.
Велев приготовить лошадь, она немного нервничала, потом уселась в седло и поехала к парку в сопровождении сонного конюха, весьма недовольного, что его потревожили так рано. Он держался в нескольких шагах от Илуки, а она соображала, как убить время до назначенного часа, до семи утра, когда граф появится возле статуи Ахиллеса.
Она по мосту пересекла озеро, пустила лошадь галопом по траве, где ее никто не мог увидеть, кроме мальчишек, игравших в мяч. Потом спустилась к Роттен-Роу, там тоже никого — только несколько молодых людей атлетического сложения практиковались в верховой езде.
Когда Илука издали увидела статую Ахиллеса, ее сердце гулко забилось.
Граф был там, он восседал верхом на огромном черном жеребце. Ей вдруг захотелось развернуть лошадь и немедленно умчаться прочь.
Но слишком поздно: он уже увидел ее. Девушку потянуло к графу, будто магнитом, и она направила к статуе коня, чувствуя себя так, будто идет на гильотину.
Она придержала лошадь и уставилась на него, широко распахнув испуганные глаза.
Граф снял шляпу.
— Доброе утро, мисс Кэмптон.
— Доброе утро, милорд. Голос ее слегка дрожал, и она не могла унять эту дрожь. Ей показалось, она заметила легкую циничную улыбку, пробежавшую по губам графа.
— Пойдем к озеру?
— Да… это будет… очень приятно.
Ей казалось, ее голос звучит неестественно, но она ничего не могла поделать.
Они ехали бок о бок, а грум, поодаль, следом.
Илука не могла вымолвить ни слова, граф, кажется, тоже не собирался, так они и ехали в полном молчании под цоканье копыт.
Они добрались до озера, сверкавшего в лучах солнца.
Граф остановил лошадь и сказал:
— Я думаю, нам лучше оставить лошадей с вашим грумом, пройтись пешком, потом где-нибудь сесть и поговорить.
—Да… конечно… если хотите, — проговорила Илука.
Граф поманил грума, слезая с лошади, кинул ему поводья и дал указания, как показалось Илуке, слишком резким тоном, будто пребывал в дурном настроении.
Потом подошел к ее лошади и помог Илуке спешиться.
Едва он коснулся ее талии, едва Илука ощутила его близость, к ней вернулись воспоминания, точно молния осветила их вспышкой. Нет, как бы он ни сердился, как бы ни презирал ее, она все равно его любит.
Ах, если бы он еще раз поцеловал ее! Это было бы самое прекрасное, что только можно вообразить.
Они медленно пошли под сенью берез по узкой тропе, вьющейся среди кустов. Илука увидела скамейку, утопающую в зелени, и решила: вот самое удобное место для неудобного разговора с графом Лэвенхэмом.
Она села на прохладное дерево и облегченно вздохнула: здесь их никто не увидит, кроме катающихся на лодках по озеру.
Нервничая, она с особой тщательностью расправила юбки, а граф все не садился рядом, а только смотрел на нее с высоты своего роста.
Он стоял словно на пьедестале и был таким же надменным, как тогда, когда сидел за столом в своем доме. Еще тогда она подумала: этот человек никогда не смешается с толпой.
Но наконец Лэвенхэм опустился рядом с ней, так же, как несколько дней назад в будуаре в Лэвенхэме, и положил руку на спинку скамейки.
Потом снял высокую шляпу и положил рядом с собой.
И, как ей показалось, довольно мрачным голосом начал:
— Ну, мисс Илука Гэнимед? Что вы можете сказать в свое оправдание? Илука втянула воздух.
— Я… я очень сожалею, — проговорила она. — Я не собиралась… делать ничего плохого, но я понимаю, с моей стороны это было ошибкой… приехать в ваш дом.
— Это было не просто ошибкой. Это было сумасшествием! — воскликнул граф. — Как вы могли осмелиться изображать дублершу мадам Вестрис и… — Граф умолк, а потом продолжил: — Я не осуждаю то, что вы сделали, я просто хочу знать почему.
— Если я расскажу вам всю… правду, — сказала она тихо, — поклянетесь ли вы, что ничего не откроете моей маме?
— Вообще-то я считаю своим долгом рассказать ей все, — ответил граф.
Илука воскликнула:
— Пожалуйста! Ну пожалуйста! Умоляю вас! Если вы скажете, она не просто рассердится, а ей будет очень-очень больно из-за моего безрассудства.
— Ничего удивительного, — мрачно заметил граф.
— Я никак не ожидала вас… увидеть во дворце, — вырвалось у Илуки. — Я думала… если я где-то вас увижу… попросить… если вы когда-то встретитесь с мамой, не раскрывать ей мою неосторожность.
— Вы так это называете? — усмехнулся граф. — Я думаю, ваше поведение имеет более точное определение.
— Я знаю, — грустно кивнула
Илука. — Но так вышло, что я оказалась… втянутой в одно дело, не понимая, что из него может получиться.
— Я полагаю, вы даже не подозревали, какие опасности подстерегают вас на этом пути.
Илука вспомнила о лорде Марлоу и пожала плечами:
— Но вы… спасли меня. После недолгой паузы граф насмешливо сказал:
—Да, я вас спас от лорда Марлоу, но не от самого себя.
Он видел, как краска залила девичьи щеки, и Илука прошептала:
— Я никогда… даже на секунду не могла допустить, что подобное возможно. Я просто пыталась… помочь мистеру Арчеру.
— Неужели вы не понимали, притворяясь дублершей мадам Вестрис, что найдутся мужчины, которые попытаются приблизиться к вам, как Марлоу?
— Клянусь вам… такое мне и в голову не приходило. Конечно, я слышала о… мадам Вестрис… И знала… что мама думает о ней. Что она не совсем правильно ведет себя, надевая бриджи на сцене… Но я не догадывалась о другом, до тех пор пока… — Илука умолкла, будто не находила слов, а граф закончил за нее спокойным тоном:
—…пока я не предложил вам свое покровительство. Я надеюсь, вы понимаете, что это означает.
— Да… сейчас понимаю, — сказала Илука тихо. — По я догадалась только тогда, когда мистер Арчер сказал про мисс Гэнимед, что она потеряла своего… покровителя. И потому захотела заработать деньги, давая представление у вас на ужине.
— А что случилось с мисс Гэнимед? Илука вздохнула:
— Она и моя горничная Ханна погибли, когда перевернулся дилижанс, в котором мы ехали.
Она сказала это и посмотрела на графа; похоже, тот не верил собственным ушам.
— Дилижанс, в котором вы ехали, перевернулся? — повторил он, как если бы плохо расслышал.
— Да, отчим не захотел отправить меня в карете — он не любит утомлять лошадей большими расстояниями, поэтому нам с Ханной пришлось ехать до Бердфордшира в дилижансе.
— А зачем вы вообще туда ехали?
— Потому что моя… дочь моего отчима… Мьюриэл ненавидит меня. А лорд Дэнтон, за которого она надеялась выйти замуж… как раз должен был приехать… — Илука вдруг всплеснула руками: — О… Все так сложно… Это такая длинная история… И если я вам расскажу… вы никогда не поверите.
— Да я пытаюсь поверить, — сказал граф, — но и впрямь все какого запутанно.
— Конечно, — согласилась Илука, — но неужели вы хоть на минуту можете предположить, что я специально представилась актрисой, дабы явиться к вам в дом? Я просто не могла быть настолько бессердечной, чтобы отказать несчастному человеку! — Она сказала это очень страстно, а потом, уже тише, добавила: — Ну пожалуйста, попытайтесь понять. И не сердитесь на меня.