— Тебе нравится, дорогая? — спросила леди Армстронг. — По-моему, ужин был прекрасный. Герцогиня говорит, что еще около сотни гостей придет на танцы, и, я не сомневаюсь, ты прекрасно проведешь время.
— Да, конечно, мама, — ответила Илука, как и подобало хорошей дочери.
Когда они стали спускаться по лестнице, в танцевальном зале зазвучала музыка. Зал для танцев был украшен цветами, несколько больших окон открывались прямо в сад.
Илука увидела сказочные фонари, шеренгой выстроившиеся вдоль дорожек, а с веток деревьев свисали настоящие китайские фонарики.
Еще месяц назад она, наверное, была бы в полном восторге от такого вечера.
А сейчас она могла думать только о том, как граф будет танцевать с соблазнительной маркизой, и единственное, чего ей хотелось, это убежать и спрятаться.
Когда джентльмены вышли из столовой, ее пригласил на танец молодой человек, сосед по столу за ужином.
Она не могла найти причину отказать, но, танцуя, все время наблюдала за дверью. Он появился, беседуя с герцогом и двумя другими мужчинами, и Илука догадалась: конечно, они говорят о лошадях.
Она почувствовала себя лучше, оживилась, и партнер одарил ее комплиментами и спросил, когда еще сможет потанцевать с ней.
Как и положено, после танца Илука встала рядом с матерью, но едва она перевела дыхание, как герцог отошел от Лэвенхэма и направился к леди Армстронг со словами:
— Я старый друг вашего мужа, леди Армстронг, и требую привилегии танцевать с вами первым.
Леди Армстронг рассмеялась:
— Это большая честь для меня, ваша светлость.
— Тогда давайте покажем, на что мы способны.
Они двинулись к танцевальной площадке, Илука обернулась и застыла как вкопанная.
В компании других мужчин, такой же краснолицый, как и тогда, появился лорд Марлоу.
Илука еле слышно застонала и выскочила в сад. Она скрылась в тени деревьев и оттуда наблюдала за танцующими парами, проплывающими за окном, и слушала музыку.
"Что же делать? Что же делать?» — повторяла она. И знала: только один человек мог ответить на этот вопрос и спасти ее.
Когда герцог пошел танцевать с ее матерью, граф беседовал с кем-то и не танцевал.
"Я должна поговорить с ним!»
Среди выходивших из танцевального зала в сад она увидела лакея, несшего атласные подушки и раскладывавшего их на скамейках под деревьями.
Она подошла к нему.
— Вы знаете графа Лэвенхэма? — спросила она.
— Да, мисс, — ответил лакей. — У его светлости прекрасные лошади.
— Я думаю, вы найдете его в зале у двери. Могли бы вы отвести его в сторону и сказать, что я хочу поговорить с ним?
Лакей ухмыльнулся и наверняка подумал: граф не промах не только насчет лошадей.
— Сейчас, мисс.
Лакей вошел в дом. Илуке показалось, прошла целая вечность. Она уже испугалась, что лакей не нашел графа, но тут увидела его широкоплечий силуэт, возникший в дверном проеме, и задержала дыхание. Лакей указал направление, где она стояла.
Не спеша и всем своим видом показывая ей, что она поступила неприлично, послав за ним лакея, — он пересек газон и направился к ней.
— Илука? — произнес он ее имя, будто не сомневался, что увидит именно ее.
— Я… я должна была попросить вас выйти, — сказала она. — Мне нужна ваша помощь… очень!
Графу не было необходимости разглядывать ее лицо в свете китайских фонариков, ее состояние было понятно по голосу.
— Давайте-ка отойдем подальше от дома, и вы мне расскажете, что вас беспокоит.
Граф хорошо знал сад, и они подошли к высокой стене, окружавшей Девоншир-Хаус.
Среди лилий и кустов жасмина стояла беседка, на деревянном сиденье лежали атласные подушки.
В беседке горели фонарики, как на корабле, со свечой внутри, отчего атмосфера была очень интимной.
Илука села на скамейку, граф — рядом, как обычно немного боком.
— Итак, что вас тревожит? — спросил он.
— Лорд… Марлоу! Он только что появился… Я видела его… И так испугалась, что, он меня узнает…
Граф нахмурился и сказал, точно самому себе:
— Никак не думал, что граф может оказаться в Девоншир-Хаусе.
— Он здесь! Пожалуйста, скажите, что мне делать. Может быть, посидеть в саду, пока мама не соберется уезжать?
— Это наверняка вызовет лишние разговоры, — сказал граф, — и все подумают, что вы не одна.
— Тогда… что мне делать? — спросила Илука. — Ведь это может быть… не единственный бал, на котором я с ним столкнусь?
— Да уж; конечно, чистое невезение, что он появился сегодня вечером, — покачан головой граф.
— Ну не сегодня, так в другой раз… — в отчаянии проговорила Илука. — Может, мне лучше все рассказать маме?.. Но они с отчимом придут в ужас.
— Вы должны были понимать, что такое вполне вероятно.
— Теперь я знаю, что наделала, но тогда… Мне и в голову не приходило, что я смогу встретить где-то еще ваших гостей.
Повисло молчание. Илука подумала: значит, граф не собирается ей помогать. Она подняла на него глаза, полные слез.
— Мне так стыдно… Так стыдно за собственную глупость! Вы презираете меня… Но пожалуйста, скажите… что мне делать… Мне некого больше спросить.
Выражение лица графа, обращенного к ней, было очень мрачным.
Она решила: он презирает ее еще больше, чем раньше, и слезы потоком полились по щекам.
— Вы говорите, я презираю вас, — медленно сказал граф. — А как бы вы хотели, чтобы я относился к вам?
Илука настолько смутилась, что сказала правду:
— Я хотела бы, чтобы вы меня обожали и думали, что я… умная и что я вам… нравлюсь.
Перед последним словом пауза затянулась, и оно обрело другой смысл — любите.
Она задыхалась от слез и засуетилась в поисках платка, но Лэвенхэм обнял ее и привлек к себе:
— Ну конечно, вам нужен кто-то, кто мог бы за вами присмотреть. Илука уткнулась ему в плечо.
— Нет никого, кто мне поможет… кроме вас, — рыдала она. — Я не могла бы выйти замуж ни за одного из этих глупых молодых людей.
— А почему вы не могли бы выйти замуж за одного из них?
Он обнимал ее, она плакала, уткнувшись ему в плечо, и чувствовала себя так удобно, что отвечала начистоту:
— Я не люблю их, как могла бы…
Она осеклась, сообразив, что чуть не выдала себя.
— Что вы собирались сказать? — переспросил граф.
— Ничего… Это… не важно.
— А я думаю, важно, — ответил он. — Если вы снова мне солжете, Илука, я очень рассержусь.
— Нет, пожалуйста, не сердитесь… я не вынесу этого.
Она подняла к нему лицо, и в свете фонаря он видел ее мокрые глаза, слезы на щеках, дрожащие губы.
Он долго смотрел на нее.
А потом, когда она замолчала, всем видом умоляя не сердиться, он еще тесней прижал ее к себе и поцеловал.
Это было то, чего она так жаждала и о чем молилась после их первого сладостного поцелуя.
Ее сердце подпрыгнуло, внутри все затрепетало, и ее дрожь передалась ему, она чувствовала это.
А он прижимал ее все крепче и крепче, целовал сильнее, настойчивее, смелее. Потом она услышала музыку, она исходила из ее собственного сердца, это пела ее любовь.
Она подумала: если бы в этот миг умереть — ну и пусть, не важно, она уже на пороге рая.
И снова Илука ощутила, как возносится на вершину Вселенной, туда, где нет ничего, кроме любви.
Казалось, прошла вечность, наконец Лэвенхэм поднял голову, и Илука проговорила;
— Я люблю вас? Но как может быть поцелуй таким… прекрасным, когда вы… не любите меня?
Граф ничего не ответил, он просто поцеловал ее еще раз.
Потом посмотрел в глаза, они сияли, как звезды, а губы были красные от поцелуя, ее лицо светилось, будто внутри зажегся фонарик.
Илука смотрела на графа и он читал слова любви на ее лице.
— Не думал, что это случится сегодня.
— Я тоже, но, когда вы меня поцеловали, для меня стало все совершенно не важно. Даже лорд Марлоу!