Увидев кучера в шляпе с кокардой и двух лошадей в серебристой сбруе, леди Армстронг в очередной раз пожалела, что муж не настолько великодушен, чтобы отправить Илуку в таком экипаже в Бердфордшир. Но они обе были ему благодарны за все, и глупо было обижаться на эту маленькую слабость мистера Армстронга.
Не так уж у него много слабостей.
Она вспомнила слова своего первого мужа, произнесенные им, по обыкновению, весело:
— В каждом из нас есть что-то от скряги и от мота. К несчастью, что касается меня, баланс не слишком хорош — больше тянет в сторону мотовства.
Она тогда рассмеялась:
— Дорогой, я никогда не думала, что ты об этом жалеешь.
— Я жалею лишь о времени, проведенном не с тобой, — ответил полковник. — Я сожалею о каждой минуте и о каждой секунде, когда мы врозь.
Он поцеловал ее, и они больше никогда не касались этой темы.
Карета увозила Илуку, леди Армстронг махала вслед рукой, пока экипаж не исчез из виду. Потом она взмолилась:
— Пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы Илука нашла такую любовь, какую ее отец подарил мне. И такую, как была у нас с ним.
Молитва вырвалась из глубины сердца, и мать знала: ничего важнее она не может пожелать дочери. Истинная любовь все остальное в мире делает не столь существенным.
Глава 2
Дилижанс, в котором ехали Илука с Ханной, двигался медленно.
Он был, как и следовало ожидать, очень старый и неудобный, такого не увидишь на главных дорогах, а только на проселке, где никто не летит на большой скорости и не важно, какие рессоры.
Дилижанс курсировал по маршруту раз в день, он перевозил пассажиров из одной деревни в другую и делал остановки почти через каждую милю.
Илука, всегда легко сходившаяся с людьми, болтала с толстыми женами фермеров, державшими на коленях корзинки с цыплятами, и их молодыми дочерьми, направлявшимися в близлежащие городки в поисках работы.
Ханна всем своим поведением давала понять: она не одобряет столь непринужденное поведение Илуки — и сама, когда к ней обращались с вопросом, отвечала исключительно односложно, но девушка не обращала внимания на суровость старое служанки.
Они остановились на ленч в сельской гостинице, окруженной, как обычно, зеленью, и с традиционным прудом для уток, лишенным в данный момент своих обитателей.
К счастью, у хозяина хватило ума не готовить особых блюд для постояльцев, а угощать их домашней ветчиной и местным сыром, которые Илука поглощала с гораздо большим удовольствием, чем нечто претендующее на звание шедевра кулинарии, но дурно приготовленное.
Она охотно запила еду стаканом, домашнего сидра, хотя Ханна настаивала на чае — в нем меньше микробов.
Ханна, настроенная к действительности чрезмерно критически, на все лишь поджимала губы, и Илука с сожалением подумала: как было бы хорошо путешествовать с кем-то помоложе, чтоб можно было посмеяться, а лучше всего прокатиться с матерью — они всегда находили над чем похохотать.
По прибытии в Стоун-Хаус, хозяйку которого ей ведено было называть тетей Агатой, Илука собиралась каждый день писать матери — чтобы получилось что-то вроде дневника. Может быть, удастся подметить что-нибудь смешное в этом скучном доме и заодно немного развлечься.
Да, нелегко будет это вынести, подумала Илука, горько усмехнувшись. В проклятом каменном доме дни тянутся один за другим, монотонные и тоскливые, там никогда ничего не происходит.
Следующая остановка была в Маркет-Таун. Там многие пассажиры покинули дилижанс и их место заняли новые.
Двое из них показались на вид весьма любопытными личностями.
Мужчина был уже в почтенном возрасте, но одет как-то странно — дешево или причина в другом? Илука сперва не могла понять, в чем дело.
Он явно небогат, хотя одежда хорошо сшита, а пальто, перекинутое, через руку, — с бархатным воротником.
Сперва она подумала: а почему он путешествует в дилижансе? Но потом увидела его хоть и начищенные до блеска, но сильно изношенные туфли, обтрепанные белые манжеты…
Илука посмотрела на его спутницу и решила: скорее всего это актер и актриса.
Женщина была маленькая, очень привлекательная, с темными волосами, сверкающими глазами, которые казались еще больше, чем были, из-за густой туши на ресницах, губы ее были ярко накрашены. По тому, как Ханна напряглась, отвернувшись к окну, Илука догадалась, что ее служанка решительно не одобряет новых пассажиров.
Они с Ханной сидели по ходу движения, а мужчина и женщина оказались напротив.
Когда после остановки дилижанс тронулся, актриса впервые подала голос:
— Ну слава Богу, можно дать отдых ногам, я их сейчас подниму повыше.
С этими словамиона поудобнее устроилась в углу и положила ноги на сиденье.
Мужчина улыбнулся.
— Я думаю, это мудро, — сказал он. — Тебе нельзя уставать перед танцем, хотя ночью, надеюсь, мы сможем отдохнуть.
— Кстати, что это за место? — небрежно поинтересовалась женщина.
— Надеюсь, оно не покажется тебе слишком неудобным, — слегка извиняющимся тоном проговорил мужчина. — Зато завтра мы попадем в по-настоящему роскошный дом. Поверь мне.
По его взволнованному голосу Илука поняла: он с таким нетерпением ждет завтрашнего дня, будто тот сулит ему что-то особенное.
Интересно, куда же они едут? Илуку так и подмывало спросить: имеют ли они отношение к сцене, или это ее домыслы?
Потом предполагаемый актер впервые взглянул на Илуку, и она заметила удивление в его глазах.
Так часто случалось с мужчинами, и она всегда робела от этих взглядов, поэтому девушка отвернулась к окну и принялась разглядывать пробегавшие мимо окон поля. Она чувствовала, пассажир все еще смотрит на нее, и очень скоро услышала его голос:
— Извините меня, пожалуйста, мисс, но не позволите ли вы приоткрыть окно?
Илука понимала: окно лишь повод заговорить с ней.
Голос у него был низкий, мелодичный и удивительно хорошо поставленный.
— Да, конечно, — ответила Илука. — Стало жарко, и было бы неплохо впустить немного свежего воздуха.
— Спасибо.
Он с трудом стал опускать окно, так и норовившее вылететь из старой рамы.
Наконец его усилия увенчались успехом.
— Надеюсь, сквозняка не будет, — заметила его спутница. — Мне бы не хотелось завтра утром встать с больным горлом.
— Если тебе будет дуть, — сказал старый актер, — я, конечно, закрою окно.
— О, пусть немного проветрится. Мужчина уселся на свое место, лицом к Илуке.
— Мне кажется, дилижанс ползет, как черепаха, — улыбнулся он. — Мы ждали больше часа.
— Лошади устали, — ответила Илука. — Они, бедняги, проделали длинный путь.
— Мне их тоже жаль, — согласился актер, — но по крайней мере дилижанс не перегружен, хотя я думаю, он и сам по себе слишком тяжел для двух лошадей.
Ханна беспокойно задвигалась, явно давая понять, что ее раздражает этот разговор с незнакомцем. По девушка не знала, как, не обидев, закончить беседу.
И еще она подумала: как утомительно нелюбезное поведение Ханны! И назло чопорной служанке продолжила:
— Я всегда огорчаюсь, когда в дилижансе слишком много народу и багажа. Жаль лошадей, которым все это приходится тащить. Я слышала, дилижансные лошади живут не больше трех лет.
— Согласен с вами, мисс, — ответил актер. — Это безобразие. Кстати, в большинстве случаев обслуживание в дороге весьма прискорбно, а цена за поездку слишком высока.
— Я тебе говорила, нам стоило поехать в почтовой карете, — раздраженно перебила его молодая женщина. — Я чувствую, как мои кости меняются местами, когда колеса этой развалины вращаются.
Илука рассмеялась — женщина говорила очень забавно. И подумала: надо непременно написать матери про эту пару.
Ханна наконец почувствовала непреодолимое желание вмешаться. Она заявила: