Волосы Джорджа Уизли белые от седины.
А дождь стучит, стучит, и тени деревьев смотрят на них.
Может, еще кто-то?
— Она бы не выбрала твоей смерти вместо моей, — только никто уже не слышит этого.
А дождь все плачет.
Комментарий к Капли дождя
Трек: SHERloked (https://www.youtube.com/watch?v=L47jTtsnA_g)
Вдохновитель: Tidsverge
========== Когда тебе двадцать три ==========
Расскажите мне кто-нибудь, куда так быстро улетает время? Клянусь, если кто-то сможет мне раскрыть эту тайну, я отдам за нее что угодно. Вот только вчера, кажется, я был совсем мальчишкой, который едва дотягивался рукой до ручки двери, а сегодня уже — бах — и я бьюсь о верх дверного проема головой. Когда же я успел так вымахать?
Мне двадцать три. Не так много, пожалуй, но, если подумать, это уже точно больше четверти моей жизни. Мне двадцать три, и я работаю шесть дней в неделю, оплачиваю счета за газ и воду, исправно отправляю налоговую отчетность туда, куда следует, и трижды в неделю поливаю зеленый куст на окне на кухне. Ее окна выходят на восток. Наша квартирка на этаж выше, чем крыши домов вокруг, и утром я вижу черепицу, окрашенную в розовый лучами солнца, а вечером, когда я не могу видеть уже его самого, черепица все равно извещает меня о том, что звезда садится за горизонт, скрываясь от глаз Лондона. Мне двадцать три, и без малого четыре года каждое утро я варю кофе, глядя на восход, а потом спускаюсь вниз, туда, где мне предстоит потратить весь наступивший день на что-то непременно важное, но такое по-взрослому серьезное…
Иногда мне кажется, что я разучился делать глупости.
Где тот мальчишка, который наливал чай в ботинки отца, думая, что раз он так радуется кружке с ним утром, он будет счастлив и от этого? Мама всегда причитала, что от нас с братом нет никакого спасу. Папа посмеивался под нос, магией высушивая обувь и напоследок подмигивая нам. Что поделать… Мы с Джорджем всегда были непоседами.
Где тот подросток, который бунтовал против правил? Сейчас никто не требует от меня соблюдать их, но вот незадача — я сам следую им.
По утрам я натягиваю идеально отглаженную рубашку, мантию, завязываю на шее галстук. Прошло то время, когда я принципиально приходил на занятия в школе в джинсах и футболке любимой спортивной команды, когда профессор Снейп удивленно поднимал брови, глядя на мои красные кеды, выглядывающие из-под мантии, когда я выбрасывал вновь и вновь галстук прочь. Сейчас я сам каждое утро завязываю его на шее. Тогда он был алым с золотом, теперь на нем фирменный логотип магазина, где я работаю. Сестра смеется, когда видит нас с Джорджем, стоящих у кассы.
— Жалко, что вы не можете так предстать перед самими собой пять лет назад! — и откидывает волосы назад, хохоча.
У Джинни отросли волосы. Они и раньше были длинными, но в последний год она совсем-совсем не стригла их, и челка падает ей на глаза, щекоча нос и скулы. Она загорела за лето, и веснушки у нее смешные-смешные, совсем как в детстве, когда она была совсем крохой, и мы с братом по очереди катали ее на спине по саду за домом, а она вопила, представляя себя ковбоем. И мы ускорялись, стараясь бежать быстрее, быстрее, быстрее… Сейчас мы бы не догнали ее. Сейчас она, конечно, не летает, но еще каких-то десять месяцев назад она проводила по пять часов в день на метле, делая удивительные петли и кульбиты, заставляя своего мужа хвататься за сердце. Когда она успела повзрослеть настолько, что вышла замуж?
Сейчас Джинни смеется над нами, осторожно придерживая рукой немаленький живот, а пять лет назад она вопила и кричала нам, когда мы поднимали на воздух Большой Зал, когда наши салюты гремели над школой, когда Амбридж визгливо приказывала схватить и арестовать нас. Я и сам смеялся тогда. Ох, как же прекрасно выглядел тогда Хогвартс, когда мы улетали от него! Огненные цветы распускались над башнями, гремели взрывы фейерверков, и я мог бы поклясться, что те, тоненькие и синие, которые взметнулись сначала над башней нашего родного факультета, затем над Астрономической Башней, потом откуда-то из-за Совятни, а потом больше и больше, из почти каждого окна, каждого зала — я готов был поклясться, что это была не наша с братцем работа. И мы летели, смеясь, прочь и прочь, свободные и вольные, как птицы, и вслед нам гремели взрывы.
А перед глазами у меня стояли мои друзья и бывшие однокурсники. Ли потрясал кулаками в воздухе, победно крича, Анджелина свистела, Рон и Гарри скакали, выплясывая какой-то удивительный танец. Мы сделали тогда три или четыре круга над толпой, прощаясь, и нам махали, нам что-то орали, нам хлопали. Я собственными глазами видел, как невзначай толкнул профессор Снейп Малфоя, который хотел было сбить нас чарами с метел вниз, как отдал нам честь Пивз, как улыбался Флитвик. Как сама декан захлопала, и ее губы сложились в еле заметную фразу, которую я едва успел прочитать:
— Десять очков Гриффиндору за необычайную храбрость, — и я поклонился ей, словно вельможа прошлого столетия.
А внизу бушевала толпа. Призраки взлетали наверх, к нам, и тоже кружились, наперебой поздравляя нас. Кровавый Барон выхватил из ножен шпагу, и с душераздирающим воем спикировал вниз, прямо к Амбридж, размахивая оружием и восклицая что-то на французском.
Но тогда я уже не смотрел на него.
Я смотрел на нее.
Гермиона была, не считая Ли и Анджелины, единственным человеком, который знал заранее о наших планах. Я и сам не знаю, почему решил рассказать ей — по сути мы были друг другу никем, только цапались вечно, однако вечером накануне я выловил ее после занятий. Она была хмурая, уставшая, и мне почудилось, что едва сдерживалась, чтобы не послать меня куда подальше.
— Ну чего тебе? — нетерпеливо буркнула она.
И я, спеша и едва не сбиваясь, рассказал ей. Гермиона меня не перебивала. Я ожидал, что она начнет ругаться, шипеть, словно дикая кошка, об опасности и глупости, но она только смотрела своими глазищами на меня снизу-вверх, накручивая на палец прядь своих и без того вьющихся волос. Когда я закончил, мы оба молчали минуту или две.
— Понятно, — наконец-то кивнула она, хотя я так и не понял, что именно ей стало понятно.
— Просто ты староста, и я подумал, что тебе следует знать это, — брякнул в ответ я. Конечно, дело было не в этом, но мне было восемнадцать, и что поделать, если это было первое, что пришло мне на ум…
— Ты прав, — Гермиона кивнула. А затем, затем вдруг улыбнулась широко-широко, словно я сказал ей что-то очень приятное. — Я скажу на собрании сегодня, что хочу патрулировать подвалы, и Амбридж непременно отправит меня в верхние коридоры, а сама со своей сворой кинется прочесывать нижние. Сегодня вы можете быть абсолютно спокойны. Вам не помешают.
— Спасибо, — только и смог выдавить из себя я. И мы снова замолчали.
— Ты только это, — она замялась, — пиши, если что… Ладно?
Когда она смотрела на меня со двора школы, запрокинув голову, мне вдруг показалось, что я и сам почтовая сова, которая спешит к ней, чтобы бросить вниз письмо.
Я так и не придумал, что написать ей. И уж, конечно, не послал никакого письма.
Мы увиделись только через несколько месяцев, после того, как ее выписали из Мунго.