— Говоришь, это был не ты? А кто тогда? Рыг не мог сам перерезать себе вены. Ты поплатишься, красножопый, за смерть Рыга…
— А-а-а!!! — орал Азей. — Я только вошел в номер постоялого двора, а он уже был мертв! Говорю же, это стиксы горона влезли ему в голову! Он сам перерезал себе вены! Я тут ни при чем!
— Рыг собирался вернуться домой, в горы! Он накопил денег и радовался жизни, как ребенок!
— Я не виноват, — хныкал огневик, раскачиваясь в опасной близости от огня. — Это стиксы!
— Их не бывает! — зло отвечал огр. — Это сказки для детей. Говоришь, недавно был горон в центре города? Тогда почему его никто не видел?
— Он невидим для… слабых магов! Его видят только сильные маги! Отпустите меня, я не виноват!
Расширенными от ужаса глазами, я смотрела, как огр опускает все ниже огневика, еще мгновение — и все! По воздуху поплыл запах паленой кожи, и я поняла, что медлить больше нельзя. Не заметив, что на моих руках опять загорелось черное пламя ненависти, я стрелой подлетела к ограм. Впервые в своей жизни мне пришлось причинить разумному боль, резанув мечом по руке огра. Оттолкнув огневика в сторону, я развернулась и тут же вскрикнула. Огры тоже были не лыком шиты. Пока один из них с ужасом смотрел на отрубленную руку, второй вынул меч из ножен и с силой вонзил его в меня. Удар пришелся в бок, и к моему везению, лишь содрал кожу с правого бока. Вскрикнув, я отразила вторую атаку огра и отскочила в сторону, поднимая левую руку в защитном жесте. Но новой атаки не последовало. Огры пятились назад, глядя на меня расширенными глазами. Я невольно проследила за их взглядом и сама испугалась: меч дымился от впитываемого лезвием черного пламени с моей руки. Жуткое зрелище для неподготовленного зрителя.
— Черный маг, — шепнул раненый огр, прижимая обрубленную, кровоточащую руку к груди. — Ты пришел за нашими душами?
Азей, который немного очухался, не растерялся и выскочил впереди меня, прыгая передо мной со связанными руками и испуганно вереща:
— Черный маг! Братцы, спасите!!!
Огры спасать Азея не спешили, зато сами убраться куда подальше поторопились, а огневик обернулся ко мне, печально вздыхая:
— Теперь придется на лысо бриться. Вась, развяжи меня. Эй, Василиса, ты чего?
Пламя на моих руках медленно гасло, и я смотрела и никак не могла оторвать взгляд от отрубленной руки огра. В моей голове билась мысль — и это сделала я? Билась, и никак не могла войти в мозг, который отчаянно ей сопротивлялся. Огневик, нервно оглянувшись по сторонам, подскочил ко мне:
— Уходим, дитя Ваха. Скоро здесь появиться кто-нибудь владельцев мечей Спящих, и тогда нам крышка. Не спи!
Он толкнул меня в сторону, и я тут же вскрикнула, очнувшись: левый бок напомнил о полученной ране.
— Азей! Мне больно, — прошипела я, желая упасть на землю и лечь без движения.
— Терпи, Вася, терпи. Нужно уходить отсюда, да побыстрее!!!
К тому времени, когда Шон очутился на поляне посреди городской свалки, мы с огневиком сидели у фонтана на площади в квартале торговцев. Из позолоченной пасти вольта текла тонкая струйка воды, магические фонари освещали гранитную плитку, уложенную в форме цветка, а вокруг стояла тишина.
— Нам надо поторопиться, пока отряд стражей не начал обход, — торопил меня огневик.
— Она не останавливается, — сухо сказал я, безуспешно промывая глубокую рану в правом боку.
— Ты так заразу занесешь! — рыкнул Азей. — Повернись ко мне, да, вот так.
Прежде, чем я успела ответить, огневик сформировал огонь на ладони и со всего размаху впечатал его в открытую рану. Конечно, я сразу вырубилась. Боль была слишком сильной, чтобы вынести ее без всякого наркоза.
Очнулась я уже у себя в комнате, лежащей на кровати. Азей сидел за столом, приложив голову на руку, и мирно спал. Я хотела было запустить в него чем-нибудь, но от резкой боли при движении тела лишь вскрикнула и рухнула обратно на одеяло, обливаясь потом.
— Азей, придурок, ты чего сделал?
— Жизнь тебе спас, — разбуженный моим криком, ответил огневик.
Он встал, потянулся, хрустя косточками, и подошел к окну:
— Ты не переживай, когда затянется рана, я уберу след от ожога.
— Как это — уберешь?
— А что, не надо?
— Надо, надо, — закивала я головой, больше не делая попыток подняться.