Эмма глубоко вздохнула. Никто и ничто не могло изгнать из ее сердца Рихтера фон Нойманна, настолько глубоко он пустил корни. В самую ее душу…
Она понимала все. Раньше, когда Эмма только читала о любви, о том, что происходит с человеком, ей казалось, что влюбленные подобны слепым – они не видят и не слышат ничего, кроме объекта своего чувства, остальной мир словно перестает существовать. И потому не внемлют голосам разума.
На самом деле все оказалось по-другому. Эмма видела все, она до мельчайших подробностей осознавала каждую деталь и мелочь, она понимала каждое слово, что говорили ей окружающие. Но справиться со своими чувствами не могла. Это было все равно, что сказать огню – не гори. Быть может, он и хотел бы не гореть, но только прекратить было не в его власти.
Сравнение пришло на ум Эмме неожиданно, и словно молния мелькнуло в ее голове – Рихтер сжег ее душу. Медленно, но верно, она горела, с каждым днем все сильнее огонь любви и страдания пожирал ее. Сейчас остался только пепел, который невозможно было возродить к жизни, но который вопреки всему продолжал хранить всеобъемлющую боль.
Эмма медленно перебралась на кровать. Если в комнату заглянет мама, ей не избежать неприятных объяснений – та непременно захочет вызвать доктора, ведь раз дочь лежит в постели посреди дня, значит, она больна. Но у Эммы просто физически не было сил сидеть, она хотела дать хотя бы небольшое облегчение своим плечам, которые поникли словно под тяжким грузом. Или крестом…
Прохладная ткань подушек коснулась ее щеки, и Эмма сомкнула веки. Темнота… Минутное блаженство, иллюзия того, что мир вокруг нее исчез. Или она исчезла.
Эмма на минутку представила, что было бы, если ее вдруг не стало. Интересно, он бы огорчился? Конечно, огорчился бы, но, может, только от чувства вины… Наверное, погрустил бы немного, а потом забыл о ней.
Девушка почувствовала, как знакомая боль сжимает сердце. Кого она обманывает? Она знает, что Рихтер любит ее. Пусть он никогда не говорил ей об этом, напротив, старался убедить в обратном. Слова могут лгать, но глаза – никогда.
Эмма улыбнулась сквозь слезы, вспомнив их встречу после первого знакомства, как вспыхнули его глаза при виде нее. Никто и никогда и не смотрел на нее так, как он. Словно увидел солнце в первый раз…
Она снова начала сладкую пытку, представляя его лицо. Глубоко посаженные карие глаза, русые волосы, едва заметными волнами спускавшиеся на виски, прямой, чуть длинноватый нос, резко очерченные скулы, светлая ровная кожа. И губы… Прекрасной формы, они как будто всегда чуть улыбались. Эмма сходила с ума при одном только взгляде на его губы. Как можно быть таким красивым?
На самом деле, Рихтер фон Нойманн не был красив. Среднего роста, худощавый, широкоплечий. Лицо его, приводившее Эмму в такой трепет, не отличалось канонической красотой, оно было слишком худым и резким, словно божественный мастер не старался смягчить ни одной линии, когда ваял этого человека. Иной раз некто кажется красивым благодаря природному обаянию, но юноша не отличался и этим. Он был резок, на грани грубости, совершенно нетерпим к недостаткам окружающих, многие в обществе его просто не переносили и терпели благодаря связям его семьи. Впрочем, с Эммой он ни разу не был груб. Разве только жесток…
Эмме было тяжело вспоминать их первые встречи, первые разговоры, первые взгляды. Все тогда было иначе, он не стеснялся выказывать свое расположение к ней. Его сияющие глаза были лучшим доказательством особенного к ней отношения. Эмма вспоминала его глубокий низкий голос, и словно тонула в нем. Разговоры, просто ни о чем, были самыми чудесными моментами в ее жизни, а счастье переполняло ее, и с каждой минутой, проведенной с ним, ей хотелось быть вместе все больше и больше.
Но вскоре все изменилось. Эмма хорошо помнила, сначала было Рождество, и на балу у Ланкастеров, когда Адель устроила игру, все присутствующие дарили друг другу веточки омелы, Эмме подарил свою Рихтер. Вкладывая веточку в ее ладонь, он коснулся своими пальцами ее руки, и не отпускал. Глядя ей глаза, не отрываясь, он тихо сказал:
- С Рождеством, Эмма.
Эмма знала, что не забудет этот момент до конца жизни.
А потом наступил день его рождения. Эмма знала, что он будет в театре, на премьере, но так и не смогла увидеть его там. Ей очень хотелось поздравить его лично, увидеть его глаза. Не дождавшись встречи, она не стерпела, и вечером послала ему записку с лакеем.
«С днем рождения, Рихтер! – написала она. – Желаю тебе всего самого хорошего. Очень жаль, что я не смогла поздравить тебя лично».
После этой записки изменилось все. Рихтер отдалился от нее, резко и без видимых причин. При встрече он сухо кивал ей и отводил взгляд. На вечерах он проводил время в обществе других леди и джентльменов. Эмма гадала, что она сделала не так… Ее переполняли боль, обида, и любовь, вопреки всему.