Уехать она не могла. Эмма была не в состоянии по доброй воле оставить Рихтера, лишить себя возможности видеть его, пусть пару мгновений, но все же… Поэтому она будто добровольно приковала себя к стене, выбрав участь пленницы собственных чувств.
В очередной раз мысленно пробежав весь путь, приведший ее к краю, Эмма ощутила знакомую пустоту и все усиливавшуюся боль. Иной раз боль в ее душе была столь невыносима, что она чуть слышно стонала, уткнувшись лицом в подушки. А что, что если ей броситься под экипаж? Или нет, лучше в воду. Представив, как холодная Темза принимает ее в свои ледяные смертельные объятия, Эмма ощутила мертвенный холод в душе. Бедная Эмма, как называла ее няня, когда она плакала девочкой из-за какого-то пустяка. Няня, разве для того ты растила свою малышку? Темные волосы, которые ложились блестящей волной под гребнем в твоих руках, покроются тиной и навсегда скроются под темной водой вечности. Улыбка, которую ты так любила, больше не тронет эти бледные губы. Глаза, из которых ушла жизнь, ушла уже сейчас, погаснут навсегда.
И эта адская боль утихнет…
Эмма чувствовала, что думает о чудовищных вещах, но не могла остановиться. В призрачно маячившей смерти она видела возможность избавления от страданий. Страданий, которые становились непереносимыми.
***
Дом Ланкастеров был, как всегда, светел и полон народа. Играли приглашенные музыканты, от сотен свечей все переливалось и сверкало, воздух был немного душным от ароматов духов, табака и кофе. То и дело раздавался мелодичный женский смех или басовитый мужской, шелест платьев, стук каблучков по натертому паркету. Атмосфера, казалось, была пропитана чем-то волнующим, что ускоряло кровь, и от чего то и дело бросало в жар.
В прежние времена Эмма была бы счастлива находиться здесь. Она всегда любила мужское внимание, и хотя была слишком серьезной, чтобы флиртовать, ловить заинтересованные взгляды было ей очень приятно. А также сознавать, что она молода и красива, и вся жизнь у нее впереди…
На первый взгляд могло показаться, что ничего не изменилось. Эмма была все также юна и очаровательна, и будущее виднелось вполне определенное. Но тем, кто знал ее достаточно хорошо, было заметно, что с девушкой происходит что-то неладное.
Со стороны она просто казалась грустной. Но если кому-то выпадало взглянуть в ее глаза, он был поражен пустотой и болью, которые притаились в ее взоре. Казалось, внутри у нее что-то оборвалось, и Эмма то и дело пыталась не развалиться на части.
Она попыталась взять себя в руки, хотя бы ненадолго. Что подумают люди о ней, Эмме было все равно, но ей не хотелось, чтобы отца или маму тревожили слухи. Поэтому она изо всех сил сосредоточилась на шумном зале, как будто это интересовало ее хоть на долю.
Ее густые черные волосы были уложены вокруг головы красивыми локонами, зеленое платье эффектно оттеняло светлую кожу. Мужчины то и дело кидали на нее заинтересованные взгляды, но Эмма не замечала ничего. Она ежеминутно устремляла тоскливый взор на двери в зал…
Его все не было. Уже почти полон гостей дом Ланкастеров, но Рихтер не приезжал. Эмма начала холодеть при мысли, что он может не появиться, как, наконец, барон фон Нойманн предстал ее глазам собственной персоной.
Войдя в зал, первым делом он огляделся и нашел глазами ее. Их взгляды встретились на пару мгновений, после чего он отвернулся и поздоровался с каким-то джентльменом.
Эмма поймала себя на том, что ее руки дрожат, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Она жадно и настойчиво следила взглядом за передвижениями Рихтера по залу, пока он не ушел в карточную комнату, где хозяин дома разыгрывал партию в покер. Лишь тогда она опустила глаза, глубокий вздох вырвался из ее груди.
Сидеть в зале более не имело смысла, Эмма знала, что партия продлится не менее часа. Она встала и, подобрав пышные юбки, направилась в холл.
Там, подойдя к большому окну, она остановилась подле него и устремила тоскливый взгляд на улицу. Огни, экипажи, люди – все сливалось воедино и проплывало мимо нее, как сон, а перед глазами вновь и вновь вставало его лицо. Только оно сейчас было реально для нее.
- Опять грустишь?
Эмма вздрогнула от неожиданности и обернулась. Перед ней, улыбаясь, стояла Адель Ланкастер, дочь хозяина дома и ее подруга. Светлые волосы девушки были уложены в модную прическу, платье поражало своей дороговизной и великолепием. Но в синих глазах молодой особы не было ни намека на высокомерие – только доброта и искорка веселья.