В гостиной было темно и прохладно. Я остановился ненадолго, чтобы глаза попривыкли к темноте. Тут повсюду были разбросаны подарки. Дюжины и дюжины игрушек. Среди них оказались те, которые я очень хотел получить в подарок и сам, но знал, что никогда не получу.
Я нервно огляделся и тут внезапно увидел ее. Коробочку средних размеров, стоящую прямо в центре комнаты. Она была завернута в упаковку с трансформерами. И не распечатана. Наверное, кто-то приехал с опозданием и просто оставил ее здесь. Толстяк Гав ну никак не мог оставить хоть один подарок не открытым.
Я сделал свои дела, а когда шел обратно, снова бросил взгляд на эту коробку. Мгновение поколебался, а потом схватил ее и вынес на улицу. Во дворе было полно детей. Толстяк Гав, Никки, Железный Майки и Хоппо сидели на траве полукругом и пили шипучку. Они все были красные, потные и счастливые. Волосы Никки все еще были влажными и немного вились. На руках у нее блестели капельки воды. Сегодня она надела платье, и оно ей очень шло — длинное и в цветочек. Оно немного скрывало синяки у нее на ногах. У Никки всегда были синяки. Не помню, чтобы хоть раз видел ее без коричневых или пурпурных пятен на теле. Однажды у нее даже под глазом синяк появился!
— Эй, Мюунстер! — позвал меня Толстяк Гав.
— Угадай что?
— Ты решил перестать быть педиком?
— Ха-ха. Я нашел подарок, который ты еще не открыл.
— Это невозможно, Джоуи. Я уже все открыл.
Тогда я вытащил коробку. Толстяк Гав тут же выхватил ее у меня.
— Сдуреть!
— От кого это? — спросила Никки.
Толстяк Гав встряхнул подарок и внимательно осмотрел обертку. Никаких наклеек с подписью.
— Да какая разница? — Он принялся срывать бумагу, открыл коробку и вдруг переменился в лице. — Какого черта?!
Мы все уставились на подарок. Им оказалось ведерко разноцветных мелков.
— Мелки? — Железный Майки заржал. — Кто мог подарить тебе мелки?
— Откуда я знаю? Он же не подписан, гений! — отбрил его Толстяк Гав. Он открыл ведерко и вытащил горсть мелков. — Ну и что мне делать с этим дерьмом?
— Все не так плохо, это… — начал было Хоппо.
— Это куча вонючего дерьма, старина!
Мне это показалось грубым. В конце концов, кто-то постарался, купил эти мелки, завернул их и все такое. Но к тому моменту солнце и сладости уже здорово ударили Гаву в голову. Да и всем нам.
Он с отвращением отбросил мелки.
— Плевать! Пойдем лучше за водяными пистолетами!
Мы начали собираться. Я подождал, пока все уйдут, а потом быстро нагнулся, подобрал один мелок и сунул в карман. Но не успел я выпрямиться, как вдруг услышал грохот, а затем — пронзительный крик. Я прыжком обернулся. Не знаю, что я ожидал увидеть. Возможно, кто-то что-то уронил или сам упал.
Мне понадобились добрых две минуты, чтобы осознать увиденное. Отец Мартин лежал на спине, в куче бумажных стаканчиков и тарелок, разбитых соусниц и банок с приправами. Он держался за нос и стонал. А над ним навис кто-то высокий и растрепанный, в разорванной футболке и драных шортах, с занесенным кулаком.
Мой отец.
Срань Господня. Мой отец напал на священника!
Я стоял и не мог пошевелиться, а папа тем временем кричал низким гортанным голосом:
— Еще раз заговоришь с моей женой, и клянусь, я…
Но мы так и не узнали, что именно он сделает, потому что в этот момент отец Толстяка Гава оттащил его. Кто-то помог священнику подняться. Его лицо было красным, из носа у него шла кровь. Она заляпала его белый воротничок. Он вытянул указательный палец в сторону моих родителей:
— Бог вам судья!
Папа снова рванулся к нему, но отец Толстяка Гава перехватил его и удержал.
— Оставь его, Джефф.
Мелькнуло что-то желтое. Я обернулся и понял, что мимо меня только что промчалась Никки. Она подбежала к отцу и взяла его под руку:
— Пойдем, пап. Пойдем домой!
Он стряхнул ее руку, причем так резко, что Никки отшатнулась. А затем схватил салфетку, прижал к окровавленному носу и сказал матери Гава:
— Спасибо за приглашение!
После чего вернулся в дом.
Никки оглянулась и осмотрела сад. Мне хотелось думать о том, что, когда ее зеленые глаза встретились с моими, между нами проскользнуло взаимопонимание, но на самом деле мне кажется, она просто желала проверить, заметил ли кто-то еще этот переполох. Конечно же, его заметили все.
После этого она отвернулась и последовала за своим отцом.
На секунду мне показалось, что все остановилось. Все движения и разговоры. Но вот отец Толстяка Гава хлопнул в ладоши и произнес зычным бодрым голосом:
— Ну? Кому еще гигантских сосисок?