Долго думать мне не пришлось. Я уж точно не желал, чтобы кто-то узнал о случившемся сегодня.
— Да, сэр. То есть по рукам.
— Отлично. Пока, Эдди.
— До свидания, сэр.
Я вытащил свой велосипед и покатил его по улице к подъездной дорожке. Прислонил к стене у входной двери. На верхней ступеньке лежала какая-то коробка. Посылка. На ней был ярлычок — получателем значилась «Миссис М. Адамс». Я подумал о том, почему почтальон не постучал в дверь или почему мама и папа его не услышали.
Я поднял посылку и внес в дом.
— Привет, Эдди! — крикнул папа из кухни.
Я быстро оглядел себя в зеркале прихожей. У меня на лбу виднелся синяк, и футболка была грязноватой, но тут ничего не попишешь. Я сделал глубокий вдох и вошел в кухню.
Папа сидел за столом и пил лимонад из большого стакана. Он взглянул на меня и нахмурился.
— Что с головой?
— Я… э-э… упал с лестницы на площадке.
— Ты в порядке? Тебя не тошнит? Голова не кружится?
— Нет, все хорошо.
Я положил посылку на стол:
— На крыльце нашел.
— Ах да. Я не слышал звонка. — Он поднялся и позвал маму сверху: — Марианна! Тут посылка тебе.
— Сейчас иду! — отозвалась мама.
— Хочешь лимонада, Эдди? — спросил папа.
— Да, спасибо, — кивнул я.
Он подошел к холодильнику и достал бутылку из дверцы. Я принюхался. В комнате пахло чем-то странным. Мама вошла на кухню. Она подняла очки, зачесав ими назад темные волосы. Вид у нее был усталый.
— Привет, Эдди. — Она взглянула на посылку. — Что это?
— Понятия не имею, — отозвался папа.
— Чувствуешь запах? — Она принюхалась.
Папа потряс головой, но затем принюхался и сам.
— Ну… может, немного.
Мама снова взглянула на посылку и попросила несколько натянутым голосом:
— Джефф, дай мне ножницы.
Папа достал из ящика ножницы и передал ей. Она перерезала коричневый скотч, опоясывающий коробку, и открыла посылку.
Мою маму трудно было чем-то смутить. Но в тот момент она отскочила с криком: «Боже!»
Папа заглянул в коробку.
— Господи Иисусе!
И, прежде чем он успел схватить ее и выбросить, я заглянул внутрь.
На дне коробки лежало что-то маленькое и розовое, покрытое кровавой слизью. Позже я узнал, что это был зародыш свиньи. Из его верхней части торчал тонкий нож. На него была нанизана бумажка. А на бумажке написано всего одно слово:
«ДЕТОУБИЙЦА»
2016 год
Принципы — это хорошо. Особенно когда ты можешь их себе позволить. Мне нравится думать, что я принципиальный человек, но именно так и считает большинство людей. Однако на самом деле у каждого из нас есть цена, у каждого есть рычажки, на которые можно нажать, чтобы заставить поступать бесчестно. Принципы не оплатят вам ипотеку и не помогут отдать долги. Принципы ничего не стоят в повседневной жизни. Принципиальный человек — это, как правило, тот у кого есть все, чего он хочет, или тот, у кого вообще ничего нет, и терять ему нечего.
Я не могу уснуть. И не только потому, что перебрал вина и спагетти, отчего страдаю расстройством желудка.
«Я знаю, кто ее убил».
Потрясающе. Майки сознавал, что именно такой эффект это и произведет. Но правду так и не раскрыл.
— Пока что не могу сказать. Сначала мне нужно кое-что прояснить.
«Вот дерьмо», — подумал я тогда. Но все же кивнул. В тот момент я просто оцепенел от шока.
— Я дам тебе переспать с этой мыслью, — сказал Майки перед уходом. Он был без машины и не позволил мне вызвать ему такси. Остановился он в отеле на окраине города.
— Думаю, мне не помешает прогулка, — пояснил он.
Я не был в этом так уверен, потому что на ногах он держался весьма нетвердо. Но все-таки согласился. В конце концов, было не так поздно, да и он уже не ребенок.
После того как он ушел, я загрузил грязную посуду в посудомойку и удалился в гостиную, прихватив большую бутылку бурбона, — чтобы подумать о его предложении. Возможно, я задремал разок. Или даже два. Просто прикрыл глаза. Послеобеденная дрема — это проклятие всех людей средних лет.
Я вздрогнул и проснулся, когда услышал, как где-то наверху поскрипывают ступени старой лестницы.
Хлоя сунула голову в дверь:
— Привет.
— Привет.
Она переоделась в пижаму. На ней была мешковатая футболка поверх мужских пижамных штанов и сползающих с ног носков. Темные волосы были распущены. Она выглядела сексуальной, уязвимой и неряшливой одновременно. Я уткнулся в бутылку бурбона.
— Ну как прошло? — спросила она.
Я подумал секунду: