– Если Вам станет легче, – Фрида поднялась со своего места, беззвучно подошла к Филиппу и склонилась перед писателем, встав на колени. – Я знаю, что все вы мужчины невероятно ревнивы и ловите каждое слово, подтверждающее неверность женщины… Но поверьте, я не хотела Вас расстроить. Даже наоборот! Я всем сердцем старалась Вам показать, насколько незначителен этот человек для Мелани! Она не жаждет этих отношений – они ей глубоко безразличны…
– Я все это понимаю, Фрида, – прервал Филипп. – Все понимаю, но ситуация от этого меняется, уж прости, не сильно, – Лавуан встал и бесцеремонно начал бродить по гостиной. – Любовь, даже если она и была, имеет свойство улетучиваться по самым разным причинам. Я убежден, что мне не составило бы труда убедить мадемуазель Марсо в своей куда более искренней любви, нежели любовь солдафона. Но с чем мне сложно мириться – это с его деньгами и влиянием. Понимаешь, люди по природе своей страшные материалисты. И пусть я всей душой уважаю мадемуазель Марсо, она, следуя простейшей дедукции, не является исключением. Материальное положение мсье Моро гораздо лучше моего, к тому же он чрезвычайно настойчив. Рано или поздно, поддавшись общественному мнению, Мелани примет его щедрое предложение.
– Вы, пожалуй, правы, – поднялась с колен Фрида. – Не берусь судить о сложных философских вопросах, которые Вы затронули, но вынуждена не согласиться с житейской частью сказанного. Женщины не так рациональны, как Вам это кажется. Девушки гораздо чаще мужчин слушают голос сердца, а не разума. Поэтому, даже сейчас, услышав Ваши умозаключения, я все еще стою на том, что вы с Мелани прекрасная пара. Так мне подсказывают чувства. Уважаете Вы их или нет.
– Лишь на чувства мне и остается уповать, – печально согласился Филипп. – Но чувства – привилегия низших слоев общества. Поднявшись по иерархической лестнице общества чуть выше, становится ясно, что чувства мало кого волнуют, что деньги и влияние куда более ценный ресурс. Разумеется, тебе, гардеробщице, начитавшейся дешевых романтических романов и посмотревших столько нелепых пьес кажется, что все самое важное в отношениях лежит в области чувств. Знаешь почему чувства – удел нищих? Потому что кроме чувств у нищих ничего нет.
Слова Лавуана прозвучали резко даже для него самого. Сказав столь ужасные вещи, он понял, что не стоило так серчать на бедную Фриду, что это вовсе не ее вина, что она наоборот, имея столь низкий социальный статус, может разговаривать на весьма серьезные темы. И вся благодарность, которую она получила – это упреки от влюбленного дурака.
– Может я и нищая, мсье Лавуан, – на глазах немки выступили едва заметные слезы, – но не бесчувственная. Может кроме чувств у меня не так уж и много, но чувства сами по себе тоже несут большую ценность, которую вы там, – она указала пальцем куда-то в потолок, – не видите сквозь туман других благ.
Филипп был растроган до глубины души. Слова Фриды музыкой звучали у него в ушах, ибо они имели смысл, который был вполне способен нарушить его собственные представления об устройстве общества. Разгоряченный этими эмоциями, чувствуя стыд за ту обиду, что он нанес девушке, Лавуан схватил Фриду и крепко прижал ее к груди, стараясь оградить от ужасных слов, что он сам же и произнес. Немка лишь тихо посапывала в старую жилетку писателя, мало-помалу отходя от неприятного разговора.
– Прости меня Фрида, – глаза Филиппа увлажнились, но он не придал этому значения.
– Ничего, – ответила девушка, не поднимая головы. – В Ваших словах есть доля истины, пусть мне и неприятно ее слышать.
– Я прошу прощения не только за сказанные слова, – Лавуан отстранил немку от своей груди, – но за то, что намерен попросить тебя сделать.
Фрида стояла, потупив взор. В глазах отчетливо читался страх. Тут на лестнице послышался звук закрывающейся тяжелой двери и топот каблуков, столь отчетливо различимый в ночной тишине. Фрида, не дожидаясь слов Филиппа, будто ужаленная бросилась к входной двери, с легкостью ее отперла и, едва высунув свой пятачок, принялась разглядывать лестничную площадку.
– Еще не спишь, Фрида? – на лестнице, где-то на ее середине, судя по отдаленности доносившегося звука – хотя Филипп не мог сказать наверняка – спросила Мелани.
– Нет, не сплю, – в голосе Фриды слышалась грусть. – Куда ты в такой час, Мелани?
– К Виктору, – ответила Мелани так, словно это было само собой разумеющимся. – Не хорошо я с ним обошлась. Он проделал большой путь, чтобы добиться меня. Пусть он сам мне не интересен, но относится к чувствам человека с таким пренебрежением нельзя.