– Ну, предположим. – Мой природный скепсис был неистребим. – Предположим, что это может быть интересно, даже наверняка будет интересно… Тема тамплиеров сейчас очень востребована. В последнее время почти каждая вторая историческая книга, написанная о рыцарях, посвящена истории ордена Храма. И может быть, благодаря этой своей бешеной популярности, тема особенно трудна для профессионального освещения. Чтобы не опуститься до повторения уже не раз озвученных и переписанных банальностей и мифов, необходима нетривиальная трактовка, нужны имена, авторитеты, столкновение мнений, специфичный визуальный материал. В России этого практически нет. Это тема западной истории, и всех основных специалистов по ней можно найти только на Западе. Например, для французских историков тамплиеры – это особый объект национальной историографии, и не проходит, пожалуй, и года, чтобы во Франции не вышли очередное научное исследование или художественная книжка об ордене Храма. Как у вас с бюджетом? Предполагаете командировки в Европу?
Сергей тяжело вздохнул:
– Попал в точку. Денег и времени особо нет. Нужны учёные, специалисты и авторитеты в России, желательно с известным именем. Поэтому и звоню… Советуй.
Я на минуту задумался, перебирая в памяти знакомые фамилии известных историков-медиевистов:
– Есть у нас специалисты и в этой области. Если мне не изменяет память, жив ещё Андреев. В своё время он написал несколько книг по этой теме. Во Франции у него много знакомых и друзей, профессионально занимающихся этим вопросом. Но сейчас ему уже за восемьдесят, и ничего загадочного, как я знаю, в истории тамплиеров он не усматривал, несмотря на всю шумиху, связанную с этой темой.
– Это ты об академике Андрееве?
– О нём самом.
– Подойдёт, если, случаем, не впал в маразм.
– Хотя старику уже за восемьдесят, об этом можешь пока не беспокоиться… По данной теме ещё писал Зельдыш. Но этот уже, кажется, в Америке. Отчасти этой проблематикой занимались Федосов и Гаврильченков, ученики Андреева. С ними, я думаю, можно поговорить… А больше я и не помню никого. Может быть, кто-то из молодых этим интересуется. Но это надо отдельно изучать… Вообще же тема старая и в российских академических научных кругах уже давно не популярная. Публицистика, одним словом. На ней имя сделать нельзя. Растиражированная тайна, не имеющая приемлемого исторического объяснения, может быть объектом любопытства, а не серьёзного научного интереса.
– Ну что ж, можно начать и с Андреева. Есть какие-нибудь координаты?
– Тебе срочно? Завтра я встречаюсь со своим научным руководителем, Ракицким, – он с Андреевым в приятельских отношениях. Могу поинтересоваться.
– Отлично! Руслан, буду должен.
– Да пока не за что.
Повесив телефонную трубку, я задумался, разглядывая висевший на стене календарь. «Крестоносцы на российском телевидении? Что только не придумают наши массмедиа, чтобы развлечь уставшего от однообразия обывателя», – рассеянно подумал я и отметил попавшимся под руку фломастером двадцать девятое июня – последний день моего отпуска.
После, послонявшись по комнате, я всё-таки решился, нашёл листок бумаги с телефоном Карины и позвонил. Она ждала моего звонка – я это почувствовал. Мы договорились встретиться в среду вечером. Повесив трубку, взволнованный, я стал ждать этого дня. Это означало только одно – в моей жизни что-то начинает меняться.
В понедельник в первой половине дня у меня была назначена встреча на кафедре со своим научным руководителем, профессором Ракицким. У Ракицкого был перерыв между двумя лекциями, и потому он, не желая откладывать чтение на потом, решил сразу же посмотреть текст первой главы моей диссертации. Мы разместились в пустой аудитории, и профессор, поправив на носу маленькие круглые очки, стал тщательно изучать мой научный труд. Пока Ракицкий читал, я отрешённо разглядывал зал аудитории, думая о том, какое впечатление окажет на профессора моя, так и не законченная, первая глава.
Стефан Петрович Ракицкий, худощавый седой профессор небольшого роста в неизменных круглых очках, вот уже пятьдесят лет преподавал в университете. Серый костюм, истоптанные полуботинки, тускло-печальный взгляд близоруких глаз, тихий, но твёрдый голос – таким Ракицкий запомнился многим поколениям студентов.