– Теперь мы находимся под охраной этих нукеров, ― сказал Полуянов. ― Думаю, от них будет труднее отделаться, чем от помощников Бартли.
Я чувствовал, что начинаю теряться в этом странном нагромождении недоступных моему пониманию фактов.
– Скажите на милость, зачем им всем этот чёртов перстень Соломона?! ― воскликнул я, повернувшись к Полуянову и сцепив в глухой мольбе руки.
– Вы, сами того не подозревая, сейчас дали исчерпывающее определение этой древней безделушке, ― ухмыльнувшись, ответил Полуянов. ― Но всё по порядку. И пока у нас есть время, ― Полуянов глянул на часы, ― я попытаюсь кое-что рассказать вам… Я знаю, вы уже услышали от меня много неправдоподобных вещей, мало согласующихся с распространёнными представлениями о разумности и реальности происходящего вокруг. Но сейчас вы услышите то, что даже в свете последних событий покажется совсем невероятным.
– Теперь я уже готов поверить во что угодно, ― покорно ответил я.
– Помните, Руслан, при нашей первой встрече я спросил вас, верите ли вы в Бога? ― вспомнил Полуянов. ― Я застал вас врасплох. И это нормальная реакция современного человека на подобный вопрос. В наш век вера в Бога стала сокровенным, интимным чувством каждого человека, и вторжение в эту область стало сродни вторжению в личную жизнь человека. Свобода совести утвердила право человека верить или не верить, а если верить, то в того Бога, который выбран не традицией, а личным опытом и частным предрасположением человека. Но ведь всё было совсем иначе всего три сотни лет назад. Сам вопрос о том, верите ли вы в Бога, был неуместен – атеизма, как культурного и социального явления, не существовало. Верили все, никто даже не мог подумать о том, что Бога не существует. Вера в существование божественных сил, какими бы они ни были в представлениях людей, была так же естественна, как сейчас естественно признание тотальности силы научного знания. Что это было? Детская пора человеческого разума, не подозревавшего о своём могуществе? Или святая мудрость простоты, интуитивно делившая всё на добро и зло? Возможно, интуиция есть не лучший советник в этом вопросе, но верно также и то, что наука в этих делах тоже не помощник.
– Не совсем пойму, к чему всё это, ― сказал я, скептически выслушивая странные сентенции Полуянова.
– Я просто хочу, Руслан, сказать вам, что научное сомнение современной рациональности есть лишь один из способов постижения действительности, доминирующий в нашем времени, но совсем не единственный. Не имеет права на существование то, существование чего не доказано и надлежащим способом не удостоверено, – этого требует наше современное научное сознание, но сам выбор того, что можно доказать, а что даже не стоит пытаться доказывать, оно оставляет за собой. Так и получается, что наш разум, загруженный определёнными условностями и ограничителями, в несовпадении фактов с логикой своего мышления видит несовершенство неудобного факта, а не убогость принятой им логики. Нам кажется невозможным то, что не вкладывается в пределы нашего современного осмысления, и мы отбрасываем это как мусор знания, боясь раздвинуть рубежи понимания. ― Полуянов сделал паузу. ― Понимаете, Руслан, я говорю вам это только потому, что то, что вы услышите сейчас, с точки зрения обывателя может казаться только лишь неудачной фантазией больного воображения. Правда это или нет, судить вам, но сами обстоятельства, в которые вы попали, будут требовать от вас во многом согласиться со мной… И вы сделаете это, если сможете расширить границы ваших представлений. ― Полуянов тяжело вздохнул. ― Спросив, верите ли вы в Бога, я увидел в ваших глазах сомнение, недоверие и желание веры. Что было бы, если я спросил, верите ли вы в дьявола? Я увидел бы – как вижу сейчас – потаённый испуг и некоторую детскую неловкость за то, что само упоминание божьего супротивника воздействует на ваше сознание так, как будто произнесённое вслух это слово уже несёт в себе опасность. Откуда этот страх в вас, откуда это в любом человеке? Почему мы неосознанно верим в Бога и боимся козней дьявола? Это глубокие пласты нашей памяти приходят в движение, вызывая в нас, современных людях, давно забытое чувство. Что это – игры подсознания или зов иной реальности? Почему мы кричим Богу в надежде быть им услышанным, и шепчем имя дьявола, словно он всегда стоит рядом и наблюдает за нами. Может быть, потому, что Бог далеко, а дьявол всегда близко? Почему человек считает, что в природе всё жёстко обусловлено, а в обществе он сам себе хозяин и волен строить то, что захочет? Ведь, возможно, это совсем не так, а кто-то просто хочет внушить нам представление о нашей самостоятельности и всемогуществе. Для чего? Так легче управлять не только массами, но и избранными, ― Полуянов усмехнулся, ― или теми, кто выбрал себя на это место сам. Так спокойнее манипулировать сознанием и внушать человечеству те истины, которые удобны тайным управителям. Нет надёжнее и крепче той идеи, которую человек считает своей идеей или идеей людей, которые ему особенно авторитетны. Кто-то умело подкидывает нам в голову те замыслы, исполнение которых делает нас заложниками чужой скрытой воли, которую мы воспринимаем как свою. А как ещё можно объяснить те безумства, которые с ужасающей в своей логике последовательностью совершают разумные, казалось бы, человеческие существа? Человечество прекрасно осознаёт все печальные перспективы горьких плодов этих действий и внутренне, душой, понимает, что эти хорошо продуманные и планомерно осуществлённые безумства не только представляют собой угрозу духовному благополучию людей, но и грозят разрушением всему миру. Но мы уже не можем остановиться. Однажды заложенная в нас идеология предпочтений и реакций закручивает тугой узел противоречий, вырваться из которого сейчас уже практически невозможно.