На выставке были представлены графические работы совсем незнакомых мне современных художников. Мы долго бродили по полупустым залам и разглядывали картины. У меня никогда не было особенного художественного чувства. Мне сложно было аргументировать, какая картина хорошая, а какая плохая. Просто мне что-то нравилось, а что-то нет, причём я никогда не мог ни эмоционально, ни разумно подкрепить свои предпочтения. Это нравится, а это нет – вот и всё тут.
Карина, показывая на какие-то картины, спрашивала моё мнение. Я поддакивал, многозначительно кивал, пытаясь имитировать некую заинтересованность. Карина лишь улыбалась в ответ, видя, как я, театрально сдвинув брови, разглядываю какую-нибудь картинку с зарисовками черноморского побережья. Увидев, как я очередной раз зевнул в кулак, она дипломатично заметила:
– Думаю, тут нет больше ничего интересного.
Мы уже шли к выходу, как вдруг она остановилась у одной работы. Небольшая картина, выполненная как зарисовка. Долина, покрытая редким лесом, а в центре на высоком скалистом холме полуразрушенный готический средневековый замок с высоким донжоном. Неприступные стены, как будто являвшиеся продолжением скал, были вырисованы с особой тщательностью, так же как и башня донжона, лишённая крыши, но сохранившая дотошно восстановленные на бумаге чёрные следы пожара. Художник, видимо, пытался с особой достоверностью восстановить вполне определённый образ исторически реального заброшенного жилища средневекового феодала – и это ему удалось. Профессионально выполненная работа на весьма распространённую тему вида средневековых замков. Ничего необычного. В плане тематики и исполнения картина была типична, если не сказать заурядна. Но что-то привлекло внимание Карины в ней. Она с явным любопытством разглядывала её, изучая детали. «Н.Румянцев. Замок» – было написано под рисунком.
– Красивый вид, – задумчиво сказала Карина, посмотрела на моё кислое лицо и решила: – Но, я вижу, нам пора.
Когда мы вышли на улицу, я сразу предложил зайти в ближайшее приличное кафе, которое знал. Искусство искусством, а подкрепиться никогда не помешает, подумал я, мудро рассудив, что нигде так успешно нельзя продолжить свидание, как в милом и уютном кафе.
Сразу заказал себе холодного пива. Я говорил о живописи. Рассуждать о прекрасном, потягивая прохладный живительный напиток, было куда приятнее, чем бегать по галереям, это прекрасное изучая. И хотя познания мои в художественном искусстве были более чем скромны, своими замечаниями на тему живописи я просто хотел заинтересовать свою королеву сегодняшнего дня. Карина увлечённо слушала меня. Её искренняя заинтересованность меня окрыляла, и я, вдохновлённый пониманием и расположением красивой девушки, готов был говорить и говорить, пытаясь произвести на неё впечатление.
– Иногда чёрно-белое графическое изображение несёт в себе куда больший заряд художественного смысла, нежели какая-нибудь акварель или масло, – говорил я, увлекаясь темой. – Бедность в цветовой гамме заставляет обращать больше внимания на технику исполнения и красоту линий. Чёрно-белая простота, оставляя в стороне цветовое восприятие, делает художественный образ более чётким и завершённым и концентрирует внимание на его основной идее. Мне кажется, графический рисунок в своём искусном и правильном исполнении есть искусство для разумного восприятия в отличие, скажем, от картины в цвете, дающей пищу художественному впечатлению. Чёрно-белая бедность выпукла, разумна и человечна, тогда как богатая палитра практична, чувственна и природна. В окружающей нас природе нет чёрно-белого противопоставления, там вообще нет, и не может быть цветового столкновения, природа живёт многообразием и богатством красок. Человек же пытается природное разнообразие заключить в рамки чёрно-белой дихотомии, разбавленной для жизненности непонятной и большой массой серого, – человеку так легче ориентироваться, так понятнее и проще. Этот разумный принцип используется везде – в познании, искусстве, морали.
Карина заинтересованно посмотрела на меня, как будто услышав то, что и ожидала услышать от меня.
– Ты хочешь сказать, что в мире нет абсолютов? И точно так же, как нет белого и чёрного, так нет добра и зла. И только человек использует эти понятия для удобства, создавая свой моральный мир? – спросила она.