Сарычев с интересом меня выслушал, стараясь понять и оценить услышанное. Сдвинув брови домиком и надев на себя маску сосредоточенности, за которой чувствовалась нервозная неуверенность, он некоторое время размышлял. Потом, отбросив все сомнения, он откровенно спросил:
– А кто такие катары?
Я сделал глубокий вдох и приготовился к длительному рассказу, прекрасно понимая, что для неискушённого слушателя средневековые религиозные связи и отношения могут показаться абсолютно несущественным набором пронафталиненных и туманных фактов далёкого прошлого. Своё повествование я попытался максимально сжать и упростить, пропуская массу деталей.
Слушая меня, Сарычев всякий раз ещё теснее сдвигал брови, когда слышал незнакомые и непонятные слова, требовал их подробно объяснить и, когда получал приемлемое толкование, удовлетворённо кивал головой. Моё страстное выступление было услышано. В его глазах появился огонёк подлинного интереса.
– Интересная история, – задумчиво сказал он, когда я закончил свой рассказ. – Значит, орден Храма, один из самых могущественных духовно-рыцарских орденов католической церкви, стал прибежищем тайной секты катаров, главных врагов католической церкви?
– Если верить письму, да.
– И если я всё правильно понял, катары не только нашли приют у храмовников, они через тайный заговор и при помощи скрытого сектанта Ногаре стали могильщиком этой организации?
Я утвердительно кивнул.
– Так-так, – пробормотал Сарычев и заинтересованно щёлкнул языком. – И выходит, эти самые катары стали обладателями той уникальной реликвии, которую нашли в Иерусалиме и так долго сохраняли у себя тамплиеры?
– Вероятно, это так.
– Что же это за реликвия?
– Этого я не знаю.
Я откровенно развёл руками – об этом мне Полуянов так и не рассказал. Тут мне нечего было скрывать от спецслужб.
Сарычев окинул меня недоверчивым взглядом.
– Ну, хорошо, – подумав, сказал он. – Можно посмотреть на это загадочное письмо канцлера Ногаре?
Я почти не сомневался, что вчерашнее нападение на меня и мою квартиру было связано именно с этим письмом. Странный документ. Каким образом он вообще мог оказаться у молодого советского историка? С какой целью Полуянов передал его на хранение Андрееву? Забытый всеми, документ пролежал у Андреева двадцать лет. Но теперь он стал крайне необходим всем. Его крадут, из-за него убивают. Но почему? Он нужен Полуянову, нужен моим неизвестным преследователям, он интересует спецслужбы. Почему? Неужели существует нечто мной не увиденное, нераскрытое в этом старом листке бумаги, то, что делает это письмо не просто хоть и важной, но частицей истории, а ключом, связывающим загадки прошлого с тайнами современности. В чём же особая роль этого документа? Я не знал этого.
Я чувствовал, что Сарычев тоже вряд ли представлял, чем может послужить это загадочное сообщение из прошлого тем, кто с такой настойчивостью пытается им завладеть. Но он был всего лишь исполнитель. А кто за ним стоит? Что нужно его хозяину? Письмо было моим главным и последним козырем. Используй я его сейчас, я рисковал проиграть игру, так и не поняв, в чём состоит её смысл. Не узнав причину, по которой этот документ стал объектом опасного интереса, я не должен был его отдавать в чьи-либо руки.
– Письма нет, – ответил я, уверенно глядя в окаменевшие в ожидании ответа серые глаза майора.