Алек Уорнер явился к Олив в половине седьмого. Она налила ему джину с тоником, он поставил его на столик рядом с креслом и вынул из портфеля блокнот в твердой обложке.
– Что новенького? – спросил он, откинув пышную седую голову на желтую спинку желтого кресла.
– Гай Лит, – сказала она, – был у врача опять же насчет своей шеи, снова ревматический приступ. Очень редкий случай, называется как-то вроде «торты в школе».
– Тортиколлис? – спросил Алек Уорнер.
– Вот-вот.
Алек Уорнер черкнул в блокнотике.
– Будьте уверены, – сказал он, – что этот обзаведется оригинальным ревматизмом. Ну а еще что новенького?
– Дама Летти опять изменила завещание.
– Прелестно, – сказал он и сделал пометку. – И как же она его изменила?
– Ну, во-первых, Эрика опять выкинула. И снова вставила Мартина. Мартин – это другой племянник, в Африке.
– Она, вероятно, считает, что Эрик причастен к этим телефонным звонкам?
– Она всех подозревает. Боже ты мой. Такой у нее способ проверить Эрика. Бывшего полицейского она тоже выкинула.
– Главного инспектора Мортимера?
– Да. Она думает, может, это он звонит. Вот смех. Не успела его уговорить заняться в частном порядке своим делом, а уже думает, вдруг это он.
– Сколько лет Мортимеру? – спросил он.
– Под семьдесят.
– Я знаю. Но когда ему исполнится семьдесят? Узнавала?
– Я уточню, – сказала Олив.
– Всегда уточняй, – сказал он.
– По-моему, – сказала Олив, стараясь как-нибудь загладить свое упущение, – ему очень скоро будет семьдесят – чуть ли не будущей весной.
– Узнай поточнее, милая моя, – сказал Уорнер. – А пока что он... не из наших. Займемся им в будущем году.
– Она думает, что это, может быть, вы, – сказала Олив, – Это вы, что ли?
– Сомневаюсь, – сказал он устало. Он уже получил письмо от дамы Летти, где был задан тот же вопрос.
– У вас же и словечки, – сказала она. – С вас вообще-то вполне станется. Миссис Энтони, – прибавила она, – нынче утром поругалась с миссис Петтигру и пригрозила уйти. Чармиан обвинила миссис Петтигру, что она ее пыталась отравить.
– Вот это действительно свежие новости, – сказал он. – Я так понимаю, у тебя сегодня Годфри был?
– А как же. Он только сегодня был какой-то странный. Совсем даже не в себе.
– Что, неужели застежки твои его никак не возбуждали?
– Никак, хоть он и очень старался. Он сказал, будто его доктор не велит ему столько разгуливать по городу. Я уж не знала, то ли это счесть за намек, то ли...
– А миссис Петтигру – ты о ней подумала?
– Ой боже ты мой, – сказала Олив, – нет, не подумала.
Она ухмыльнулась и пришлепнула рот рукой.
– Попробуй выяснить, – сказал он.
– Ох ты, господи, – сказала Олив, – не видать больше пятифунтовых бедному Эрику. А вы думаете, миссис Петтигру еще годится?..
– Думаю, да, – сказал Алек, не отрывая карандаша от бумаги.
– На кухне у меня лежит газета, – сказала Олив, – и там статья, как один проповедник поучал по случаю своего столетия.
– Что за газета?
– «Дейли миррор».
– Она у меня на учете. Они там в агентстве только периферийную прессу иногда упускают из виду. Но все равно спасибо. Всегда сообщай мне про такие находки, на всякий случай. Вообще будь начеку.
– О'кей, босс, – сказала Олив, прихлебнув из бокала и глядя, как ровно движется старческая рука в прожилках, покрывая страничку блокнота бисерным почерком.
Он поднял глаза.
– Ну-ка прикинь, как часто он ходит мочиться?
– Ой, господи, об этом в «Дейли миррор» не было ни строчки.
– Не валяй дурака, ты знаешь, что я про Годфри Колстона.
– Ну, он сегодня пробыл у меня часа два и сходил два раза. Правда, он и выпил все-таки две чашки чаю.
– И обычно, когда приходит, в среднем раза два?
– Ох, не упомню. Должно быть...
– Ты уж, сделай одолжение, постарайся помнить все в точности, милый друг, – сказал Алек. – Созерцать надо, друг мой, созерцать и молиться. Что нас делает учеными? Единственно молитва и созерцание.
– Это я-то ученая, господи боже ты мой. Сегодня у него скулы были сплошь в красных пятнах, больше, чем обычно.
– Спасибо, – сказал Алек и черкнул в блокнотике. – Все отмечай, Олив. – Он поднял на нее глаза и добавил: – Одна ты и можешь наблюдать его в отношении к себе.
– Еще бы, – сказала она и рассмеялась.