– Спасибо, – сказал Годфри, принимая стакан. – Большое спасибо. – Он откинулся в кресле и медленно выпил бренди, поглядывая на нее и словно ожидая, что она скажет и сделает.
Она неподвижно сидела напротив и ничего не говорила, пока он не допил стакан. Потом сказала:
– Ну вот что... Ну вот что, – сказала она. – Все это одно воображение.
Он пролепетал что-то такое в смысле, что все физические способности еще покамест при нем.
– В таком случае, – сказала она, – именно в таком то есть случае я спрашиваю – вы с вашим поверенным виделись?
Он пролепетал что-то насчет того, что это на будущей неделе.
– У вас с ним назначено, – сказала она. – И назначено на сегодня.
– На сегодня? Кто это – как...
– Это я назначила вам с ним свидание на три часа пополудни.
– Сегодня не выйдет, – сказал Годфри. – Не то самочувствие. Сквозняк у него в кабинете. На будущей неделе.
– Машину трудно вести, возьмите такси. Это же не расстояние.
– На будущей неделе! – гаркнул он: его взбодрило бренди.
Однако же бренди влияет недолго. И за обедом Чармиан спросила:
– Годфри, ты что?
Зазвонил телефон. Годфри вздрогнул и вскинулся. Он сказал миссис Петтигру:
– Не подходите.
Миссис Петтигру сказала с намеком:
– Интересно, миссис Энтони слышала звонок? Боюсь, что нет.
Миссис Энтони слышала чем дальше, тем хуже, и телефонный звонок наверняка не слышала.
Миссис Петтигру вышла в холл и сняла трубку. Вернувшись, она обратилась к Чармиан.
– Это вас, – сказала она. – Фотограф хотел бы прийти завтра к четырем.
– И прекрасно, – сказала Чармиан.
– Между прочим, вы знаете, я завтра в это время не смогу быть.
– Ну и бог с вами, – сказала Чармиан. – Он вас и не собирается фотографировать. Скажите ему, пусть к четырем, это вполне годится.
Миссис Петтигру ушла договариваться, а Годфри спросил:
– Что, еще репортер?
– Нет, фотограф.
– Не нравится мне, что всякие шатаются здесь по дому. У меня сегодня утром и так была большая неприятность. Скажите ему, чтоб не приходил. – Он поднялся из кресла и закричал в двери: – Алло, миссис Петтигру, пусть не приходит, а? Отставьте его, пожалуйста!
– Поздно спохватились, – сказала миссис Петтигру, усаживаясь на свое место.
В двери заглянула миссис Энтони.
– Чего-нибудь такое было надо?
– Мы весьма надеялись, – громче громкого сказала миссис Петтигру, – спокойно пообедать без помех. Однако же мне, знаете ли, пришлось подойти к телефону.
– Очень это мило с вашей стороны, – сказала миссис Энтони и удалилась.
Годфри продолжал протестовать против фотографа:
– Как хотите, надо его отставить. Все время чужие в доме толкутся.
Чармиан сказала:
– Я ведь недолго пробуду с вами, Годфри.
– Ладно, ладно, – сказала миссис Петтигру. – Спокойно вы еще протяните лет десять.
– Именно, – подтвердила Чармиан. – Вот я и решила переехать в тот суррейский пансионат. Как я понимаю, там все очень благоустроено. И никто зря не беспокоит. О, как научаешься ценить такие вещи.
Миссис Петтигру закурила сигарету и медленно выпустила дым в лицо Чармиан.
– А тут кто тебя донимает, – пробурчал Годфри.
– И полное раздолье, – сказала Чармиан. – В пансионате я вольна буду принимать, кого мне заблагорассудится. Фотографов и вообще кого угодно...
– Совершенно тебе незачем, – беспомощно возразил Годфри, – переезжать в пансионат, раз тебе стало гораздо лучше.
Миссис Петтигру снова пустила струю дыма в сторону Чармиан.
– К тому же, – сказал он, взглянув на миссис Петтигру, – это нам не по средствам.
Чармиан смолчала, словно тут и отвечать было незачем. В самом деле, и книги ее переиздавались не без прибыли, и ее скромный капитал – хоть он был недосягаем для миссис Петтигру. Возрождение этой зимой интереса к ее романам освежило ее ум. Прояснилась память, впервые за несколько лет она себя не так уж плохо чувствовала – даже после январского приступа бронхита, когда целую неделю при ней дежурили днем и ночью. Правда, двигалась она по-прежнему с трудом, и почки давали себя знать.
Она смотрела на Годфри, который поедал рисовый пудинг, ничуть – это она была уверена – не замечая, что он ест, и соображала, чем же он так озабочен. Какой же это новой пыткой донимала его миссис Петтигру? Что такого особенного проведала миссис Петтигру о его прошлом и отчего ему так уж надо замолчать это буквально любой ценой? И в чем же все-таки ее долг перед Годфри – где положен предел супружескому долгу? Ей нестерпимо захотелось подальше отсюда, в суррейский пансионат, и она даже подивилась самой себе: ведь всю жизнь томил ее смутный страх оказаться во власти чужих людей, и вернее было мириться с Годфри, чем обрекать себя на неизвестность.